«Братья» в «Гоголь-центре»

КРИСТИНА МАТВИЕНКО о театральном дебюте автора «Бубна, барабана»

«Братья» — ремейк «Рокко и его братьев» Лукино Висконти (1960), мастерски сделанный драматургом и сценаристом Михаилом Дурненковым. За плечами у экс-тольяттинца Дурненкова — несколько серьезных работ по адаптации нетеатральных текстов для сцены: для Марата Гацалова и Театра имени Станиславского он сочинил «Мою жизнь в искусстве» по мотивам документальных материалов и одноименной книги основателя МХТ; для Театра Наций и Томаса Остермайера актуализировал «Фрекен Жюли» Стриндберга; для МХТ и того же Гацалова переделывал в пьесу короткую киноповесть сценаристов Петра Луцика и Алексея Саморядова «Закон» (премьера этого спектакля запланирована на конец сезона). «Братьев» Михаил Дурненков написал для Алексея Мизгирева: первая премьера на большой сцене «Гоголь-центра» стала театральным дебютом автора «Кремня» и «Бубна, барабана», небанально трактующим редкую в российской драме социальную тему.

В «Братьях» любимые дурненковские мотивы переплелись с любимыми мизгиревскими: по канве криминальной неореалистической драмы Висконти драматург и режиссер сочинили вполне оригинальную историю о мужской дружбе и сложностях адаптации в современном мегаполисе. Почти все главные роли играют недавние серебренниковские студенты, демонстрирующие ту же пылкость, что и в увенчанных год назад «Золотой маской» «Отморозках» по повести Захара Прилепина «Санькя»: ее герои отчасти рифмуются с троицей братьев, понаехавших в столицу и сломавших об нее свои крепкие и острые зубы. Уроженцы Семеновска качок-коротышка Тюха (Никита Кукушкин), красавец Обмылок (Риналь Мухаметов) и скромник Хоббит (Роман Шмаков) приезжают в Москву к старшему брату по кличке Казан (Иван Фоминов), стоят друг за друга горой, клянутся законом и кровью («голубой», четвертой отрицательной) и начинают обустройство в Первопрестольной с избиения отца девушки Казана, после чего оказываются на улице и селятся в окраинном сквоте по соседству с гастарбайтерами.

Братья цепляются за удачу как могут, и в какой-то момент Тюхе действительно везет — его, не чувствующего боли и страха, берет под опеку богатая Хозяйка (Ирина Выборнова), промышляющая подпольными боями без правил. На пару с Кириллом Серебренниковым сценограф Вера Мартынова превращает площадку бывш. Театра им. Гоголя в боксерский ринг, где под звуки техно Тюха укладывает противника, сплевывая напоследок на его скрюченное тело. Над рингом висит экран, куда проецируются то тексты караоке с шансонным репертуаром, то титры с названиями главок-эпизодов («Братья», «Надя» etc.) — точь-в-точь как у Висконти. Ринг открыт обеим «трибунам» зала — так что зрители «Гоголь-центра» оказываются в роли соглядатаев боев без правил, ведущихся в «Братьях» на самых разных уровнях, от предельно конкретного «дать в табло» до садомазохистских любовных игр между мужчиной и женщиной.

Жить в городе значит исполнять закон.

Главным насильником и одновременно главной жертвой становится Тюха — тупой и трогательный, как герой Евгения Антропова из мизгиревского «Кремня», последовательно претворявший в жизнь немудреный завет «твердость — не тупость» и к финалу превращавшийся из простодушного провинциала в жестокого мента. Тюха в этом смысле герой куда более романтический: вместо того чтобы нормально зарабатывать на боях и регулярных встречах с Хозяйкой, он влюбляется в красивую шлюху Надю (приглашенная для этой роли из Пушкинского театра Виктория Исакова), жестоко мстит ей за связь с Обмылком, а в финале убивает ее, по пьесе — зарезав, а в спектакле — эффектно засунув микрофон в горло. Настоящим «кремнем» из этой истории выходит Хоббит, за время своей недолгой жизни в Москве успевший усвоить, что главное — не кровь, не брат, не любовь, а закон. Именно Хоббит вызывает полицию для того, чтобы повязать убийцу: жить в городе значит исполнять закон. Финальная мизансцена рифмуется с пластическим зачином спектакля — братья, как и прежде, стоят спина к спине, один за всех и все за одного, все — кроме раздавленного своим преступлением и скорым наказанием Тюхи.

Мизгирев и Дурненков очень точно высказываются о природе поведения людей, попавших в крутые обстоятельства московской жизни и вышедших из этого спарринга с различными результатами: Казан осядет в семье и ипотечных долгах, Тюху отправят на зону, нежный Обмылок будет отрабатывать адский контракт с Хозяйкой, чтобы выплатить украденные Тюхой деньги, а Хоббит, вероятно, подастся-таки в презираемые братьями менты. У Висконти этот герой работал на заводе «Альфа Ромео» и мечтал о том, что наш мир когда-нибудь изменится. У Мизгирева и Дурненкова никаких утешительных прогнозов нет, а весь позитив остался в детстве, когда братья бегали сквозь разноцветный дым выхлопной заводской трубы под названием «лисий хвост». Нет даже мамы, чьей любовью так сильны братья у Висконти — в «Братьях» Дурненкова мама осталась в Семеновске, и даже о ее смерти в Москве узнают далеко не сразу. В неприкосновенности остался лишь мотив верности, ради которой герои готовы были пожертвовать всем — и собственной неприкосновенностью, и чужой судьбой, как это случилось с Надей.

Бои на ринге, зашкаливающие дозы тестостерона, молодость и бесстрашие актеров, парадигма «секс — насилие — мужское братство» — почти гарантия успеха. И все же по-настоящему жарко на «Братьях» становится редко. Искусно приноравливая сюжет «Рокко» к сегодняшним российским реалиям, Михаил Дурненков сохраняет романтический флер, который так силен у Висконти. Но на героев типично мизгиревского расклада — парней, хоть и сложных по своему внутреннему составу, но не озабоченных рефлексией и привыкших идти «один против всех», — эта романтика едва налезает, временами оборачиваясь патетикой. Сбой программы происходит в языковой и интонационной фактуре спектакля: старательно чеканя новодрамовскую лексику и пацанскую речь, актеры теряют в естественности. В условном «бойцовском» пространстве эта органика, возможно, и не слишком пригодилась бы, но ее не выбросить из самого строя дурненковских диалогов. И если чего и не хватает жестко режиссерски простроенным «Братьям», так это точности исполнения: в театре у Алексея Мизгирева не получилось то, что делали Евгений Антропов и Дмитрий Куличков в «Кремне», когда «правда жизни» и четкий, точный юмор авторства новодрамовца и еще одного экс-тольяттинца Юрия Клавдиева вступали между собой в сложную химию.