Борис Куприянов: «Пусть в библиотеке лучше любители кошек собираются, чем кошки»

Накануне «Библионочи» основатель «Фаланстера» объяснил ЕЛЕНЕ РЫБАКОВОЙ, почему московские библиотекари не умеют улыбаться и как Сергей Капков собирается их этому научить

 
— Прошел год с момента запуска в Москве библиотечной реформы, инициированной Сергеем Капковым. Полгода назад вы, идеолог преобразований в этой сфере, говорили, что подготовительная стадия окончена, наступает время активных действий. Что сделано на сегодняшний день?

— Самый ощутимый результат — закончено проектирование пяти пилотных библиотек, в которых будет представлена новая логика библиотечного мышления. Проекты есть, их делал Александр Свердлов из архитектурного бюро SVESMI, теперь объявлен конкурс на строительные работы. К осени, надеюсь, пять библиотек из московских 480 мы перестроим. Библиотеку им. Достоевского на Чистых прудах, им. 1 Мая на площади Гагарина, библиотеку «Проспект» в самом конце Ленинского проспекта, детскую библиотеку на Аргуновской улице и большую библиотеку у метро «Братиславская». Речь о качественном полном ремонте с изменением внутренней конструкции библиотеки. Даже там, где мы не переносим стены, изменится кардинально идеология помещения.

— Больше не будет деления на абонемент и читальный зал?

— Деления на фонд абонемента и фонд читального зала точно не будет, это совершенная архаика, только в докомпьютерную эпоху такое деление имело смысл. Следующий шаг — минимизируем хранилище. Убираем из залов только дублетные экземпляры и ценные книги, которые по закону должны находиться в хранилище. Но никак не меньше 70% книг будет в открытом доступе. Вообще библиотека на три четверти должна открыть свое пространство посетителям. На этих пяти площадках, с которых мы начали, сейчас открыто от 10% до 25%. Самые обычные библиотеки, мы их потому и выбрали для пилотного проекта.

Сервис тоже изменится: записаться в библиотеку станет значительно проще, а читальным залом можно будет пользоваться и без записи.

— Ощущение такое, что вы говорите это из какой-то другой реальности — там прописанные и не прописанные в Москве люди не вздрагивают в ожидании проверки документов, там процедура предъявления паспорта на каждом шагу никому не кажется унизительной. Библиотека — это место, где человек встречается с государством, такая встреча ничего хорошего по определению не сулит.

— Вот мы хотим, чтобы районную библиотеку не воспринимали как государственную структуру, хотя она таковой является. Библиотеки существуют на московские деньги, деньги департамента культуры правительства Москвы. Это деньги московских налогоплательщиков. Это уже принадлежит москвичам. Москвичи не те, у кого имеется соответствующая отметка в паспорте, а те, кто сейчас в этом городе живет. Ходит по улицам, заходит в кафе, покупает продукты, оплачивает транспорт. Деньги всех этих людей попадают в московскую казну.

Любой посетитель библиотеки должен получить право пользоваться открытым доступом, не предъявляя паспорт. Или, по крайней мере, предъявление паспорта в библиотеке не может иметь никаких административных последствий. Библиотекарь не имеет права проверять, просрочена ли у вас регистрация.

— Готовясь к этому разговору, я поставила эксперимент на себе: зашла (впервые в жизни) в ближайшую к дому библиотеку. Московской прописки у меня нет, говорили со мной, понятно, как с человеком второго сорта, спасибо, хоть не очень хамили. Обидно на самом деле не за себя, а за таджика, который метет наш с ним общий двор, — ему-то эта библиотека намного нужнее, чем мне.

— Год назад, когда сотрудничество с департаментом культуры начиналось, мы написали в своем исследовании: требуется, чтобы часть фонда библиотек была на национальных языках. Хотя бы одна библиотека в округе должна быть такая, чтобы в ней 30% фонда было на таджикском, узбекском и киргизском. На днях я беседовал с начальником управления культуры Центрального округа — независимо от нас он разрабатывает концепцию превращения части библиотек в национальные культурные центры. А где им еще русский учить — в ментовке? Мне почему-то кажется, что человеку, которому предстоит сдавать экзамен по русскому языку, лучше учить его в библиотеке, а не в красном уголке отделения милиции.

Это очень важно и очень сложно на самом деле. Нам нужно этим людям объяснить, что они являются частью нашего общества. Что общество в лице департамента культуры Москвы не воспринимает их как рабов. И вот эти ваши неприветливые библиотекари не имеют права относиться к ним как к людям иного сорта. Рабство больше всего развращает того, кто мнит себя хозяином.

Можно посоветовать Шевкунова, а можно Наталью Трауберг.

Мы с вами сейчас к самому главному подошли. Изменения технологические и сервисные не работают без изменения психологии. Мы хотим изменить само место библиотекаря в библиотеке и за ее пределами. Чтобы о библиотеках перестали думать как о предельно недружелюбных государственных конторах. Чтобы библиотекарь вышел наконец из своей оборонительной позиции, на него никто больше не нападает. Они реально победили в 1990-х — фактически все здания библиотек в Москве отстояли, хотя понятно, сколько было желающих эти площади приватизировать. Библиотекари больше не тотальные лузеры, зажатые, несчастные, а люди, которые отстояли себя. Теперь вопрос, что отстояли и зачем.

— Вы неоднократно говорили о том, что сотрудник районной библиотеки должен стать экспертом в области чтения. Вы это серьезно?

— Совершенно серьезно. Библиотекарь не работник сферы услуг, не тот, кто находит книгу на полке и заносит данные в формуляр. Библиотекарь просто по долгу службы обязан знать, какие выходят книги, чем пополнять фонд. В детских библиотеках с такими сотрудниками и такими функциями гораздо лучше обстоит дело, но и для взрослых нужна навигация. У нас практически нет специальных книжных изданий, крайне мало рецензий в прессе — кто поможет сориентироваться в новинках, если не библиотекарь?

— И снова то, что вы говорите, решительно противоречит реальному опыту. По моим ощущениям, единственное место в России, где с библиотекарями хочется разговаривать, — петербургская Публичка. В бывшей Ленинке на посетителей принято смотреть глазами учительницы начальных классов: все провинились, все под подозрением, в голосе металл. Кроме того, изрядная часть сотрудников там просто не считает нужным здороваться с читателями — видят из года в год каждую неделю, но выдавить «здравствуйте» не могут. Да и о каких советах речь, если далеко не все фамилии современных писателей библиотекари могут правильно произнести?

— Значит, надо учиться — и ударения ставить, и общаться с людьми. Я все-таки в библиотекарей верю. Даже в тех, кто мне не очень симпатичен. Просто им ставилась неправильная задача. Они говорят, что было мало денег. Да, может быть, было мало денег. Но московская библиотечная система — самая избалованная. Денег она потребляет много, зарплаты у библиотекарей в Москве в два раза выше, чем в федеральных библиотеках. В той же Ленинке установка такая: вы платите мне гроши, так зачем я буду с кем-то здороваться? В московских библиотеках получают сейчас больше, чем в книжных магазинах. Миф о несчастном библиотекаре — действительно не более чем миф. И библиотекарю действительно нужно становиться другим.

Районные библиотеки ведь очень разные на самом деле. Я сам знаю несколько совершенно фантастических, которые, заманив случайную душу, вовлекают ее в круг чтения. Есть одна такая в Петербурге на Васильевском острове, есть такие и в Москве. И не только Тургеневка, Лосевка, Некрасовка, Библиотека Эйзенштейна, которые у всех на слуху.

— Что делается для того, чтобы в районные библиотеки попадали новинки?

— Моя цель — вернуться к советской практике, когда через десять дней после выхода книжка оказывается в библиотеке, районной в том числе.

Книги чудовищно дорожают, будут дорожать и впредь. Наступит, уже наступил момент, когда они стали недоступны многим. Популярность электронных книг и пиратского скачивания объясняется вовсе не тем, что люди у нас — патологические клептоманы. Я здесь не согласен никак с гендиректором «Эксмо» Олегом Новиковым, который видит только в этом проблему. Проблема в цене на книги, которую мейджоры взвинтили до нечеловеческих высот. Пожалуйста, для примера: на последнем Пелевине они поставили магазины в такие условия, что в лучшем случае магазин с этой книгой работает в ноль, в худшем — себе в убыток. Издательство требует не поднимать цену выше 555 рублей, а в магазины книга Пелевина приходит по 440. То есть магазины зарабатывают на нем 20%, при том что средняя наценка магазина и у нас, и на Западе — 70%. По-хорошему, этот роман Пелевина мы должны продавать за 760. Так что фактически людей, которые хотят читать, заставляют уходить в пиратство. Бороться с пиратством можно одним способом — делать книги доступными.

Вот библиотека как раз и может стать таким местом противостояния пиратству. Здесь человек спокойно прочтет книгу, а потом решит, покупать ее или нет.

— Не очень понятно, на что будет ориентироваться библиотекарь, отбирая новинки. На спрос и тиражи? Но тогда библиотеки будут пополняться главным образом сочинениями Донцовой и Рубиной плюс безликой душеспасительной литературой, которая по тиражам сейчас обгоняет Пелевина.

— Поверьте: там, где речь идет о Донцовой или Рубиной, я еще больший сноб, чем вы. Но для большого количества москвичей чтение — это прежде всего Донцова и Рубина. И мы не можем, как бы ни хотели, лишать их этой возможности. Задача районной библиотеки — обеспечить выбор, создать такие условия, чтобы человек от Донцовой мог перейти к книгам иного уровня.

Никаких причин для душеполезной литературы не быть в библиотеке я тоже не вижу. Нужна ли она там? Это решает библиотекарь. Вообще клерикальная сеть книжной торговли и библиотек значительно шире, чем сеть светская. В Москве столько клерикальных библиотек, сколько храмов. Но что бы мы ни думали по этому поводу, книга Шевкунова является событием литературной жизни, она должна быть в районной библиотеке. Проблема не в Шевкунове и не в Донцовой. Проблема в том, что в Москве есть библиотеки, куда вообще не попадают новые книги.

Параллельно с пилотными библиотеками мы создаем Московский городской библиотечный центр, Максим Фетисов будет им руководить. Эта организация возьмет 70% комплектования на себя. Таким образом мы можем ограничить коррупционные ходы и рекомендовать библиотекам покупать действительно важные книги. 30% комплектования остается за библиотекой — по запросам, то, что библиотеке нужно. Хотят душеспасительную литературу? Пожалуйста, в рамках этих 30% могут приобретать. Если будут интересоваться только душеспасительной литературой, мы дадим понять, что московского читателя это может не устраивать.

Я же недаром говорю о библиотекаре-эксперте. Запрос на душеполезную литературу можно по-разному удовлетворить. Можно посоветовать Шевкунова, а можно Наталью Трауберг. Один библиотекарь снимет с полки Честертона, а другой — тиражную книжку «Как познать Бога за пятнадцать минут». В этом все дело.

На пять библиотек сотрудников найти несложно. Но сейчас надо думать о следующих шагах: эти пять библиотек должны задавать стандарты. Мы устанавливаем регламент — как библиотека должна быть обустроена, как должна функционировать, позиционировать себя для района и города. Будем привлекать молодых сотрудников, будем вводить институт кураторства — человек энергичный поможет привести в библиотеку жителей района. Недавно я где-то сказал, что и любители кошек в библиотеке могут собираться, — такой вой поднялся. Ребята, пусть лучше любители кошек собираются, чем кошки. У нас есть библиотеки, где живут восемь кошек. Так что обвинение, что мы из храма культуры превращаем районную библиотеку в дискуссионный клуб, не совсем корректно. Пусть библиотека будет библиотекой — современным открытым общественным пространством, которое москвичи — разные москвичи — будут ощущать как свое.

— Насколько система изменений на этом уровне завязана на одного человека? Если завтра Сергей Капков уйдет руководить футболом, в московских библиотеках все рухнет?

— Вопрос в критической массе этих изменений. Если она будет недостаточной и система сможет все новации поглотить, тогда ситуация опасная. Пока шаг за шагом Сергей Александрович систему побеждает. И если он сейчас уйдет, то с парком «Сокольники», с Садом имени Баумана, с Парком Горького ничего не произойдет — они уже живут своей жизнью. И для библиотек он пытается собрать, обучить, переучить критически большое число людей, с которыми можно выстроить новую систему.

Это не аналитический подход, мы движемся от частного к общему. Никто не говорит, что это подход правильный. Но у нас нет ни времени, ни возможности действовать иначе. В России вообще нет аналитики в области управления культурой, я с Виктором Вахштайном много раз об этом беседовал. Нет ее, не существует. Вот Сергей Капков принял решение идти, выбирая феномены, агенты изменений, как он говорит, и на их основе строить всю структуру. Спорный вопрос. Но мне этот путь не кажется безнадежным.

— Вам самому не страшно так близко подходить к власти?

— Безумно страшно. Я долго думал, принимать ли это предложение, и сразу себе сказал, что не буду пытаться себя оправдать. Любой коллаборационизм начинается с самооправдания («я не против русских людей иду в армию Власова, а потому, что Сталина не люблю»).

Надо четко понимать, до какой точки можно сотрудничать с властью, а где сотрудничество уже невозможно. Как только меня попросят не писать в Фейсбуке то, что я пишу, я перестану работать с властью. Как только скажут, что могу говорить журналистам, а чего не могу. Как только укажут, какие книжки можно покупать в библиотеки, а какие нельзя. Как только попросят логотип «Единой России» выставить в окне. В ведомстве Сергея Капкова от меня ничего подобного не требовали, речи об этом не было. Кстати, мне предлагали под логотипом «Единой России» делать книжный фестиваль, но предложение было не от члена «ЕР» Капкова, а от одного весьма респектабельного интеллектуала. Обошлись без меня.

— Не боитесь стать модным человеком? Так ведь и скурвиться недолго.

— Знаете, у меня какое-то время назад страшно болела спина. Приходил на работу и пошевелиться не мог. Вечером открываю Фейсбук и читаю: «В “Фаланстере” все парни таскают коробки, а Куприянов сидит королем».

Есть хороший рецепт, как бороться с модой на самого себя. У тех, кто работает в книжном магазине, часто грязные ногти — от пыли. Вот я стараюсь следить, чтобы у меня ногти периодически были грязными. И пока я таскаю коробки, библиотекарям я никак не могу быть ни врагом, ни начальником. Я пришел к ним не сверху, а сбоку — не для того, чтобы разрушить их комфорт, а чтобы помочь им измениться. Уже меняются.

— Неужели и улыбаться будут?

— Будут улыбаться. Им двадцать лет говорили: у вас одна задача — выполнять указания начальства. Если поставить другие задачи, почему они их не воспримут? Идите смело и здоровайтесь — в районной библиотеке вам ответят.