Дмитрий Курляндский: «Следующая генерация будет поколением информационной пресыщенности»

Один из самых деятельных и востребованных композиторов-реформистов — о сегодняшнем и завтрашнем днях новой музыки

 
24 апреля в Школе драматического искусства в Москве — премьера спектакля Бориса Юхананова «Стойкий принцип» с музыкой Дмитрия Курляндского. Это стало одним из многочисленных инфоповодов поговорить с композитором. Среди других — участие в жюри авторитетного нидерландского композиторского конкурса «Гаудеамус» (с победы на котором в 2003 году как раз и началась его международная карьера), развивающаяся под его началом Академия в Чайковском, вот-вот материализующаяся премьера оперы «Носферату», написанной с подачи Теодора Курентзиса. А совсем недавно в Киеве завершился XIII Международный форум «Музыка молодых», в составной части которого — композиторских мастер-классах Course — Курляндский принял участие в качестве преподавателя. Поэтому беседа с ним выпускника Киевской консерватории РОМАНА ЮСИПЕЯ началась с вопроса самого тривиального.  

 
— Митя, как ты себя чувствовал в Киеве?

— Киев я полюбил с первого взгляда — и, надеюсь, взаимно. Интересно, что там я проникся особенной жалостью к Москве — кажется, последние десятилетия изменили ее лицо сильнее, чем пожар 1812 года. Киев, как мне показалось, сохранил большую аутентичность. Хотя надо уточнить, что я жил на Подоле и времени на прогулки с основательным изучением города у меня практически не было.

— Как принимали твою музыку?

— С большим воодушевлением. Слушатели — и на концертах, и на лекциях — были очень внимательные, тактичные. И, что очень приятно, приходило много молодежи. В России ситуация, кстати, похожая. А вот в Европе аудитория современной музыки в среднем на пару поколений старше.

— Твои общие впечатления от украинских Course-2013?

— Среди активных участников я столкнулся с достаточно пластичными, увлеченными и целеустремленными молодыми людьми, которые готовы воспринимать, принимать и осмысливать полученную информацию. Организовано все было прекрасно, машина работала как часы, надо было только вовремя оказываться в нужном месте — в чем помогали молодые коллеги и сами организаторы.

Значимость этого мероприятия, задуманного композитором Богданом Сегиным, — на мой взгляд, первостепенная. Я вообще считаю, что система мастер-классов для молодого композитора продуктивнее долгосрочной фиксации на одном педагоге. Важно получать и учиться принимать широкий спектр мнений о своем творчестве и о музыке вообще. Точно так же, как важно иметь богатый слуховой опыт. Из этого разнообразия мнений и впечатлений может выкристаллизоваться индивидуальность.

Консерваторская система (не только в России или на Украине), как правило, замкнута и центростремительна, что чревато узостью взглядов, непластичностью, ограниченностью предоставляемого профессионального инструментария. Фиксация на педагоге порождает целую цепочку фиксаций — на стиле, на эстетике, на готовых формальных моделях и пр. С этой проблемой я сталкивался на многих курсах.

— Осенью — заключительный этап международного конкурса композиторов Gaudeamus в Нидерландах, где ты являешься членом жюри. Существует ли контраст в том, что сейчас делают молодые авторы Западной Европы и России?

— Мы уже отобрали финалистов, 13 счастливчиков. Мне было проще, чем другим членам жюри, — из 220 партитур около 60 мне уже было знакомо. Большое количество конкурсантов я знал по заявкам на Академию в Чайковском.

Российские композиторы — во всяком случае, те, кто активно шлет сочинения на международные конкурсы и интересуется происходящим в мировом контексте, — как ни странно, меньше подвержены модельному мышлению. Нам по большей части не вручили в консерваториях готовый инструментарий — мы как будто немного самоучки. Это одновременно и хорошо — и не очень. Хорошо потому, что часто сквозь технику — или ее отсутствие — четче проглядывает индивидуальность. Владеют техникой все приблизительно одинаково, но не владеют — по-разному. А не очень хорошо потому, что отсутствие техники одновременно сковывает. Такой вот замкнутый круг.

— Твои партитуры феноменально отшлифованы — просто на уровне поэзии. Подозреваю, это один из критериев, по которым ты оцениваешь произведения коллег?

— На самом деле материал диктует способ нотации: если композитор четко представляет, что именно он хочет зафиксировать, то автоматически задумывается, как это можно сделать. Иногда материал подразумевает невозможность идеальной нотации — например, Луиджи Ноно переживал, что после смерти его партитуры будут неправильно исполнять. Кажется, беспокоился он напрасно.

Я думаю, это вопрос внутренней дисциплины, самоорганизации. Но есть и обратная опасность — нотация иногда доводится до такого совершенства, что становится самоценной и начинает диктовать материал. Так что при оценке партитур в первую очередь следует постараться заглянуть за нотацию.

— В последнее время много говорят о твоей большой опере «Носферату». Хотя, если честно, хотелось бы скорее услышать ее, нежели о ней. Когда наконец состоится премьера?

— Безусловно, «Носферату» является для меня этапным сочинением. Работа над ней, несмотря на тему вампиризма, крови скорее добавила, чем убавила. Про отзывы говорить пока рано — сперва надо исполнить. Все упирается в сложности финансирования, но это вопросы к дирекции Пермского театра. Постановка состоится обязательно, вопрос только — когда.

Российские композиторы, как ни странно, меньше подвержены модельному мышлению.

— А чтобы не терять времени, это ты небось устраиваешь взрывы над Челябинском — в рамках рекламной кампании другой своей оперы, «Астероид»?

— Что ты, «Астероид 62» — очень лирическая опера! Либретто составлено из стихов моего хорошего друга, поэта Димитриса Яламаса (на его же либретто написана опера «Носферату» и готовится опера «Алкеста»). Для меня это эксперимент — в произведении много певучего, благозвучного материала. «Астероид» выиграл конкурс в Австрии, и в октябре предстоит четыре исполнения в Граце. Потом я надеюсь на постановку в Москве.

— Готовится к выходу спектакль Бориса Юхананова «Стойкий принцип» с твоей музыкой. Когда-то ты говорил, что работа в театре и кино для тебя нечто вроде контрастного душа…

— Нет, Борис Юхананов предоставляет мне свободу заниматься своим делом — его театр, напротив, стал полигоном для выработки каких-то совсем новых для меня форм отношения со звуком. Мне еще предстоит отрефлексировать приобретенный здесь опыт.

— Как часто вообще тебе везет с действительно хорошими исполнениями в России?

— В России по-прежнему не так много музыкантов, любящих и умеющих играть современную музыку, в особенности ту, которую пишу я. Но те, кто любит и умеет, делают это по-настоящему хорошо, так что опыт с российскими исполнителями в основном исключительно позитивный. На Западе современную музыку играют в десятки раз чаще, поэтому средняя планка там достаточно высока, чтобы играть адекватно тексту даже без «любви» к материалу. В России именно «любовь» часто оказывается гарантом качества исполнения.

— «Дмитрий Курляндский. Модный композитор» — почти все, что написано о тебе в разделе «персоналии» на сайте Московской консерватории. Какие чувства ты испытываешь от такой формулировки? Пересекутся ли в дальнейшем пути твои и alma mater?

— Да, действительно, на сайте консерватории так меня охарактеризовали в графе «биография». Никаких негативных эмоций от этой формулировки я не испытываю! Пересекутся ли пути — вопрос риторический. Пока никто не предлагал.

— Что-то изменилось после публикации несколько лет назад с Борисом Филановским и Сергеем Невским манифеста о судьбе современной музыки в России?

— Активность в области современной музыки растет заметно. Но в большинстве случаев это никак не связано с нашим письмом! Разве что хронологически. В тот момент в принципе назрела потребность в изменениях, и письмо было не изъявлением нашей частной воли, а отражением объективной ситуации, одним из проявлений этой потребности.

В последние годы появились новые ансамбли — No Name Марка Булошникова на базе ГЦСИ в Нижнем Новгороде, Carte Blanche Ярослава Судзиловского на базе его же Молодежного отделения Союза композиторов, ГАМ Олега Пайбердина в Московской филармонии. Академия в Чайковском, школа в Нижнем, «Платформа» Кирилла Серебренникова, «Опергруппа» Васи Бархатова. Фестивали «Другое пространство», Magister Ludi, «Трудности перевода».

Из совсем свежего: любитель современной музыки, энтузиаст и меценат Сергей Красин недавно основал свой лейбл FANCYMUSIC, где планируется регулярный выпуск дисков новой русской музыки. Список можно продолжать. Подобные пункты были и в нашем послании, но мы, повторю, тогда всего-навсего проартикулировали то, что и так было понятно тем, кто реализовал и реализует на деле все эти проекты.

— Что нового в концепции будущей композиторской Академии в Чайковском?

— Концепция не изменилась. В качестве педагогов мы приглашаем композиторов контрастных эстетических и философских взглядов. Схожих между собой лишь в том, что взгляды эти они успешно и убедительно утверждают в мировом (и историческом) музыкальном контексте. В нынешнем году мы ждем очень интересного французского композитора Жан-Люка Эрве, широко известного за пределами Франции (что встречается не так часто), и гуру посткейджианского сайлентизма Антуана Бойгера.

— В этом ключе нельзя не вспомнить о композиторской школе в Нижнем Новгороде, которая откроется в мае…

— Как и в случае киевских Course, у всех подобных мероприятий родственны мотивации и различны источники финансирования. Я надеюсь, что мы найдем пути сотрудничества и обмена. Таких академий должно быть больше.

— Как и чему нужно учить молодого композитора? И что вообще можно успеть в рамках мастер-классов?

— Нужно помочь студенту раскрыть его индивидуальность. Не вручать готовый инструментарий, не загонять в рамки готовых моделей, а дать возможность обнаружить свои собственные. Конечно, часто это легче сделать на примере авторов, успешно сумевших пройти такой путь. Но примером должен служить не их результат, а именно путь, процесс, приведший к этому результату. В рамках мастер-классов можно попробовать нащупать направление последующего движения студента. Я не верю в модели, жанры, которые подходили бы всем, которые можно подобрать под свой размер, как одежду в магазине: что-то где-то обязательно начнет натирать, рваться по швам. Музыка требует индивидуальной, неповторимой выкройки.

— Себя ты относишь к поколению эпохи открытой информации. Твой прогноз по поводу генерации следующей. Что будет ею двигать? Как ее назовут?

— Поколением информационной пресыщенности… Ситуация пресыщенности приводит к невозможности переработки информации, возникновению разного рода блокад и фильтров. Правда, свои фильтры, через которые пропускалась и выпускалась информация, так или иначе вырабатывали все поколения. В этом смысле ничего не меняется.

— Останется ли у «пресыщенных» способность испытывать душевную боль и рефлексировать по этому поводу в своих сочинениях?

— А куда же мы от этого денемся? Однажды я пошутил, что само словосочетание «романтическая музыка» — тавтология. Музыка сама по себе романтика, как и любая человеческая деятельность. Стремление действовать, менять мир в основе своей романтично. И, кажется, в этой шутке есть серьезная доля правды.