Антон Севидов: «“Песняры” — такая же крутая группа, как и The Horrors»
Лидер группы Tesla Boy о новом альбоме «The Universe Made of Darkness», советской поп-музыке, группе t.A.T.u., своей планке и о том, как он полюбил поющего мимо нот Майка Науменко
У каждого молодежного движения должна быть своя музыка. У столичного юношества конца нулевых, мечтавшего жить в Москве как в Лондоне или Берлине, была группа Tesla Boy. Это юношество окрестили «хипстерами», ярлыком, который в какой-то момент превратился в ругательство, а их музыкальный флаг — проект Антона Севидова, писавшего прозападный синти-поп на английском, — «главной хипстерской группой». Сейчас, когда слово «хипстеры» не означает ровным счетом ничего, а Tesla Boy превратился из модной группы в состоявшийся проект, который уверенно собирает площадки по России и за рубежом, Антон Севидов готовится к выпуску второго альбома и ждет новой бури.
— Тебя что-нибудь связывает со знаменитым пианистом Аркадием Севидовым?
— Только то, что я учился одно время в Академии имени Гнесиных, где он преподает. Но он мне не родственник. Единственное, что я иногда наглым образом пользовался совпадением фамилий — когда что-нибудь не выучивал, я делал очень скромный вид, и после долгой паузы преподаватель спрашивал: «А вы не родственник пианиста Севидова?» Я виновато отводил взгляд. «Как же так, — вздыхал преподаватель. — У вас такая семья! Ну ладно… в следующий раз обязательно выучите».
— Работало?
— Да. Вообще это очень русская черта — делать для своих поблажку. Вот в Англии такое бы не проканало. Там бы это было отягчающим обстоятельством.
— Ты учился в Англии?
— К сожалению, нет. У меня есть друзья, которые там учатся или учились. Я им по-хорошему завидую. У меня есть перманентное ощущение нехватки новых знаний, и мне очень импонирует система английского образования, где людей учат мыслить, а не зубрить, как это было принято в советской школе. За исключением некоторых вузов и отдельных педагогов.
А ты, кстати, где учился?
— В МГТУ имени Баумана.
— Есть же такая байка, что МГТУ имени Баумана — кузница российских олигархов, которые честно заработали свое состояние. Не слышал такой? Я даже лично с одним знаком — владельцем крупной компании на рынке недвижимости. Он выпускник Бауманки.
— Из известных выпускников Бауманки мне сразу на ум приходят только Антон Комолов…
(Смеется.)
…и Аркадий Укупник!
— Серьезно?! Вот, между прочим, принято его стебать за те самые трэш-шлягеры. Но дело в том, что, со слов моего преподавателя джазового фортепиано Михаила Моисеевича Окуня, Аркадий Укупник был достаточно талантливым джазовым басистом и даже… злые языки говорят, что играл не хуже Жако Пасториуса.
Духи разбегались, и я мог идти вперед.
— Я видел несколько интервью Укупника, и по ним у меня создалось впечатление, что он — хороший музыкант, наш человек, хоть и ассоциируется с голимой попсой. Впрочем, при всем моем увлечении искать что-то интересное в советской эстраде — в песнях Укупника я пока ничего не нашел.
— Я не люблю стереотипы. А люблю находить связь между совершенно разными вещами и стилями, когда одно вытекает из другого. Я, например, открыто и спокойно могу заявить, что группа «Песняры» — такая же крутая группа, как и The Horrors, только другое время и страна.
— Согласен.
— И я так думаю не только потому, что мой папа дружил с Валерой Дайнеко (вокалист «Песняров». — Ред.). Или, например, я считаю несколько первых альбомов «А-Студио» очень хорошими поп-альбомами, которые могли бы составить конкуренцию европейским группам начала 90-х.
У нас, мне кажется, очень не хватает здорового взгляда на музыкальную культуру XX века. Мне важно, когда получается воспринимать совершенно разные жанры и находить между ними связь. Вот тут и выясняется, что группу Kraftwerk и группу Can объединяют любовь к фри-джазу и курсы Штокхаузена. А Нейл Роджерс в 1970-е годы играл коммерческий диско-фанк, в 1980-е продюсировал альбомы Боуи, а сейчас работает над новым альбомом Daft Punk. Очень неверно мыслить категориями «попса — не попса», это как «здесь у нас черное, а тут у нас белое». Хочется, чтобы все больше людей понимало, что поп-музыка — это не значит «плохо». Sex Pistols — тоже поп-музыка. Все, что становится популярным, все, что имеет свой trademark, — это поп-музыка. Важно понимать, что поп-музыка может быть хорошей и интересной, и иногда она была такой даже в Советском Союзе.
Я люблю говорить о советской поп-музыке — о людях, которые много для нее сделали и еще могли бы сделать, но не успели. Как, например, композитор Виктор Резников, который погиб в 1992 году, а мог бы стать нашим Куинси Джонсом.
Tesla Boy — «Fantasy» (Studio Version)
— Почему твой предыдущий поп-проект — группа «Неонавт» — не выстрелил? У вас, казалось, были все шансы — контракт с мейджором Universal, концерты и радиоэфиры.
— Я думаю, просто было рано. При том что были видимые успехи — концерты, на которые стабильно ходили люди, эфиры радио Maximum. Но все равно было ощущение, что мы боремся с ветряной мельницей. Тех ребят, которые забили всю площадку перед нашей сценой на «Пикнике Афиши» в 2009-м, еще не было, они еще не нашли друг друга, они не встретились на подоконнике клуба «Солянка». Поворотным моментом стал день, когда мы, уже записав альбом, пришли в офис Universal и нам сказали: «Дэвида Джанка, который вас подписал на Universal, сегодня уволили. Теперь руководит всем Дима Коннов». А он сказал: «Нас больше ничего не интересует, кроме R'n'B». Если ты помнишь, тогда был бум гламурного R'n'B. Вот тогда я и подумал, что все.
— Видишь ли ты в этом вину лейбла? Мне со стороны казалось, что произошел классический случай с инди-группой на мейджоре: подписали хороший коллектив, поставили его в стойло, и все — ничего не происходит.
— Так и было. По большому счету ничего и не происходило. При этом у меня остались хорошие воспоминания о совместной работе с Крисом Корнером из IAMX, с которым мы записывали альбом «Неонавта». Это тоже стало поворотным моментом в моей жизни. Я очень много чего для себя вынес как музыкант из этого сотрудничества.
— А чья была инициатива пригласить Криса Корнера — группы или лейбла?
— Инициатива была наша. Нас с Крисом Корнером познакомил Паша Камакин из «16 тонн».
— Вы с Крисом Корнером еще общаетесь?
— Нет, сейчас не общаемся. Для меня «Неонавт» был очень интересным опытом. Потому что я изначально человек с абсолютно западным музыкальным мышлением, с западными понятиями о звучании и сочинении музыки, где звуковой ландшафт подобен гипермаркету. Когда мы делали «Неонавт», я сознавал, что я не вполне понимаю, о чем вообще идет речь, когда мы говорим о текстах на русском языке. В нашей стране это целая огромная культура, которой я не знаю, от которой я всегда уходил и не вникал. Но вот тогда настал тот самый момент, когда я захотел в это вникнуть и написать что-то, за что мне не будет стыдно. Русский язык, в отличие от английского, сложный для написания текстов, он не фонетичный. Потом, как-то пообщавшись с Леонидом Федоровым, я узнал, что они работали над текстами по шесть-восемь часов в день, чтобы найти правильное ощущение слога. Вот чтобы прочувствовать тот самый «слог», я заставлял себя слушать классические альбомы русского рока — я переслушал всего Майка Науменко. Я сидел — переписывал строчки. Я просыпался и включал «Я возвращаюсь домой». Я настолько проникся, что мне даже стало нравиться это абсолютное непопадание в ноты Майка. Естественно, слушал группу «Кино» — особенно первые альбомы. Это еще совпало с моим увлечением группой The Smiths. Забавно, что в тот момент я общался с чуваком, благодаря которому диск группы The Smiths попал в руки Густаву Гурьянову. Они были друзьями. А тот передал его Цою. У меня все это склеилось в одну картинку, в которой от Моррисси до Цоя было рукой подать. Тогда я смог осилить почти всю классику русского рока, кроме, пожалуй, группы «ДДТ».
— Наверное, самая немузыкальная группа на тот момент.
— Знаешь, у нас с родителями были такие музыкальные посиделки в перестроечный период. Я еще тогда был ребенком. Мы смотрели телевизор, когда вся эта музыкальная рок-туса стала появляться на телике. Родители все время раздавали оценки. Я помню, Гребенщиков проходил под тегом «текстовик-интеллектуал» — не умеет писать музыку, но заумные тексты вполне себе да. Группа «Форум» — сильные мелодисты, вокалист, который весьма неплохо поет. А про «ДДТ», как ни странно, папа говорил, что музыка банальная, но вокалист у них сильный. Папа, который любил Стиви Уандера, говорил, что Шевчук хорошо поет. Жаль, что папа уже не услышал, как Шевчук исполняет песню «Knocking on Heaven's Door» вместе с Боно в «Лужниках». Возможно, его оценка изменилась бы.
— То есть получается, что «Неонавт» — это был важный для тебя период, но все равно это было нечто неорганичное, поскольку ты рос на Стиви Уандере и Рэе Чарльзе?
— Нет, у меня есть такая черта: я очень растворяюсь в том, что я делаю, как витамин С. Поэтому тогда это было органично. Возможно, для меня был неорганичным самый начальный период «Неонавта», когда мы были гитарной группой. Но это было тоже интересно. Я даже немного пытался играть на гитаре. Я хорошо владею роялем, и, конечно, игры на гитаре мне не хватало, но я не захотел этим серьезно заниматься, поскольку всегда знал: вопреки мифу о том, что девочки выбирают парней, играющих на гитаре, на самом деле они всегда выбирают парней, играющих на рояле.
По прошествии лет я рад, что с этой группой ничего не получилось, поскольку то, что произошло потом, намного интереснее. Зачем мне это было, я не знаю. Но порассуждать об «АукцЫоне» и о Леониде Федорове я теперь вполне могу.
Меня тошнит от байки: мы здесь все классные друзья, мы собрались, мы просто играем, и нам клево.
— Как возникла группа Tesla Boy и как ты для себя определял ее стилистику изначально? Это сразу был синти-поп?
— Как ни странно, меня из автора группы «Неонавт» в автора группы Tesla Boy переключило живое выступление группы Franz Ferdinand на Гластонбери. Я помню очень смешной момент, когда песни «Неонавта» Миша Козырев пытался пристроить в фильм «Питер FM». Они в итоге в кино не попали. Козырев пригласил меня домой, и в какой-то момент мы стали друг другу ставить записи из YouTube. Миша Козырев поставил мне концерт группы Korn на фестивале Woodstock — на сцену выходят ребята здоровые, бьют по струнам, которые спущены на октаву вниз. Перегруженный звук, бьющий из телевизионных колонок, разъедает твою черепную коробку. Десять тысяч человек прыгают в слэме у сцены. Я говорю: «Да, Миша, очень круто. Давай я тебе сейчас поставлю концерт Franz Ferdinand на Гластонбери». Там в дневное время выходят ребята в узких брючках, на каблуках, в диско-рубашечках, с прическами из американских детективов 70-х годов. Они совершенно не потеют, играют очень легко и точно, свободно, и в их музыке словно сливается воедино все то, что я люблю, — панк, диско и выразительные мелодии с остроумными текстами. Миша Козырев начинает смеяться и говорить: «О, ну это вообще умора! Это очень смешно. Смотри, как он ножкой дрыгает!» Но при всем этом в тот период у меня в музыкальном плане все сошлось в одну точку. Порой нам нужен какой-то ключ, чтобы все понять, и этот ключ может оказаться в совершенно неожиданном месте. Для меня в тот момент тем ключом стал Franz Ferdinand. И не важно, что потом я стал делать совершенно другую музыку, они меня словно снова вернули в то время, когда я мог просто слушать диско или хаус и получать удовольствие от этого. Я словно вышел из спячки. И еще тогда я увидел, что молодежь, которая поймет, что я делаю, — она есть. Она пришла. Есть даже клуб, где они все собираются. На букву «С».
Tesla Boy — «Fantasy»
— Первый концерт Tesla Boy, который я помню, был в офисе дизайн-бюро Firma.
— Там все были очень пьяны. Пришел даже зам Чубайса со своей женой Глюкозой.
— Главный фанат?
— Как мне сказали друзья, ему не очень понравилось. В отличие от его жены.
— Это был хороший концерт. Даже не потому, что все напились…
— Было ощущение, что реально происходит что-то интересное. Было немного людей — человек 200. Это как первый концерт Sex Pistols, на котором присутствовало 50 человек, но каждый из них потом основал известную группу. У меня было ощущение, что я сам пришел на концерт Sex Pistols, только мне пришлось играть.
Сейчас, конечно, новый этап. Какое-то новое время наступило. Затишье перед бурей.
— Кроме Антона Севидова, про которого мы уже много знаем, группа Tesla Boy — это еще два хороших музыканта, высоких и симпатичных. Такое ощущение, что ты подбираешь их по росту.
— Как-то так получается. Наверное, это мое бессознательное… Оно часто мной управляет.
— Почему составы Tesla Boy меняются?
— Я достаточно деспотичный человек в том, что касается руководства группой. Очень сложный. Я не сахар. Меня тошнит от байки: мы здесь все классные друзья, мы собрались, мы просто играем, и нам клево. Так бывает, но это происходит только в ситуациях, когда у людей есть супермотивация. Как у The Beatles, которые все были друзьями с детства. Или как у Rolling Stones, где тоже была супермотивация. Но при этом в каждой группе наступает момент, когда кто-то устает. Ему ничего не нравится, и люди, с которыми он играет, ему уже не близки и не хочется их видеть. И вот здесь либо люди начинают по-взрослому договариваться, либо этого не происходит. Кит Ричардс и Мик Джаггер пятнадцать лет не разговаривали, летали на разных самолетах, но выходили вместе на сцену и умудрялись записывать вместе альбомы.
Сейчас со мной рядом люди, которые понимают, ради чего мы пашем и ради чего мы порой испытываем дискомфорт. Я всегда старался себе ставить максимально высокую планку, насколько было возможно, и всегда говорю музыкантам, которые играют со мной, о том, что они тоже должны ставить эту планку, а иначе зачем это все вообще? Когда люди не готовы идти до конца, когда им важнее ощущение личного комфорта, тусовок, это тоже все замечательно. Но именно в эти моменты я понимаю, что нам не по пути. И наши дороги расходятся. Однако тем не менее каждый выполняет свою определенную роль на разных этапах, и она порой бывает очень важна.
Пообщавшись с Леонидом Федоровым, я узнал, что они работали над текстами по шесть-восемь часов в день, чтобы найти правильное ощущение слога.
— Какая планка у тебя сейчас?
— Я зайду издалека. Когда наступил 2007 год, появилось огромное количество блогов, а в них — куча музыки, которую можно было скачать. Soulwax и Justice стали мегазвездами, а вокруг них появилось очень много музыкантов, которых никто раньше не слышал, но они делали очень интересную музыку. Причем многие — в домашних условиях. Я когда их слушал, с одной стороны, вдохновлялся, с другой — думал, что могу сделать не хуже, а порой интереснее и круче. Именно эта мысль меня заставила действовать. Сейчас Tesla Boy заняли определенную нишу — мы стали группой, которую знают как минимум профессионалы, занятые в этой среде по всему миру. И знает публика — нью-йоркский Webster Hall мы забили под завязку.
— Сколько это?
— Тысяча человек, даже тысяча двести. Был sold-out. Не было практически русских, зато приезжали американцы из других городов. 24 апреля они нас снова пригласили, мы едем.
Мне хочется, чтобы Tesla Boy стала первой русской группой, которая войдет в эшелон нормальных европейских известных групп. Тех, что ездят по всем фестивалям и стоят во всех лайнапах. Это промежуточная цель, она ведет к высшей цели, но ее я пока даже не хочу озвучивать. Она сложная, амбициозная, но я верю в нее. Мы идем к ней маленькими шажками.
Здорово, что к нам уже не относятся с поблажкой, как к группе из России. Мы не медведь с балалайкой на коньках на открытии Олимпийских игр, а группа, после прослушивания которой с приятным удивлением узнают, что мы из России. Это круто.
— Каким будет новый альбом Tesla Boy?
— Мне кажется: а) он получился более разнообразным и взрослым; б) мы отошли от стилизации под 80-е. При этом сохранились основные отличительные черты Tesla Boy: цепкие синтезаторные хуки, отсылы к разным эпохам — и к группе Chic, и к хаус-музыке, и к соулу. Еще на этом альбоме мы сделали два трека с приглашенными исполнителями. Один трек с Tyson, чернокожим исполнителем из Лондона, и один дуэт с солистом AZARI & III.
Tesla Boy — «1991»
— Как будет называться новый альбом?
— «The Universe Made of Darkness».
— Почему?
— Я очень заморочен на снах. Я записываю свои сны, люблю в них копаться и анализировать. Это история из одного моего сна. Мне приснилось, что я иду по лесу и вокруг меня возникают то ли духи, то ли привидения. Я начал произносить фразу «The Universe Made of Darkness», и она, как заклинание, их пугала. Духи разбегались, и я мог идти вперед. Это было настолько дико, что я проснулся с этой фразой в голове и тут же понял, что это название следующего альбома.
— Возвращаясь к планке «первой русской группы из эшелона нормальных европейских»: как ты думаешь, группа t.A.T.u. заслужила свой успех на Западе?
— Смотря какой линейкой мерить.
— Им много досталось.
— Да, но они очень многое упустили. На наш концерт в Нью-Йорке приезжала менеджер с лейбла Cherry Tree, который раскрутил Леди Гагу. Она была личным менеджером t.A.T.u. Мы с ней очень долго общались на эту тему. Они до сих пор не понимают, как можно было, добившись такого успеха, такой славы, взять и все это прое…ть. Она рассказала, что в какой-то момент, когда у одной из девочек появился муж, она не пришла на телевизионное ток-шоу. Улетела на острова и сказала, что плохо себя чувствует. Для американцев это шок.
— Почему второй альбом Tesla Boy вы выпускаете на собственном лейбле, а не на Cherry Tree, например?
— Любой крупный западный лейбл, подписывая русскую группу, думает о рисках, которым не хочется подвергаться. Это даже не проблема с рабочими визами, хотя это тоже актуальный вопрос. Обычное недоверие на уровне того, что группа, которая играет синти-поп на английском языке, живет в России, где Pussy Riot и бизнесменов бросают в Сибирь на каторги. В стране, где бандиты с пистолетами ходят по улицам в обнимку с медведями. Хотя стоило нам съездить в первую поездку по Штатам год назад, сейчас нас уже приглашают в тур местные букинговые агентства, с нами подписывают контракт на выпуск альбома в Америке. О нас стали писать издания вроде Interview и Forbes. Когда мы туда приехали, они поняли, что мы живые люди и с нами можно пообщаться, потрогать и даже спросить, где я купил такую крутую куртку. Можно пошутить и посмеяться вместе, а юмор сближает намного лучше секса.
Кстати, я недавно вычитал в интервью шеф-редактора американского Vice, что, по его мнению, самое крутое чувство юмора у англичан, а на втором месте в его рейтинге идут русские. Слава богу, он не видел программу «Кривое зеркало». А в целом я с ним согласен.
Альбом «The Universe Made of Darkness» выходит 21 мая в цифровом релизе, а 25 мая будет презентован на Bosco Fresh Fest в Парке Горького
-
15 июляЗакрылась «Билингва»
-
13 июля«Мемориал» наградили премией мира Pax Christi International
-
12 июляВ московских библиотеках откроют кафе Объявлена программа «Флаэртианы» Новый сезон «The Newsroom» покажут на «Стрелке» Следующего «Бонда» снимет режиссер «Скайфолла»
Кино
Искусство
Современная музыка
Академическая музыка
Литература
Театр
Медиа
Общество
Colta Specials