Молодая гвардия

«Митина любовь» и «Елка у Ивановых» в «Гоголь-центре», «Портрет Дориана Грея» в Театре имени Ермоловой: КРИСТИНА МАТВИЕНКО о молодой режиссуре на московских подмостках

Режиссеры возрастной категории «25+» в последние годы без работы не сидят — на небывалую для отечественной драмы востребованность молодой режиссуры оперативно отреагировал даже внутрицеховой жаргон, введя в обиход звучное словечко «молреж». Нет в сегодняшнем российском театре человека более занятого, чем молреж, — предложения от худруков больших и малых театров сыплются на него как из рога изобилия: хочешь — проходи боевое крещение в регионах, хочешь — делай себе имя в столицах, не в Москве, так в Петербурге. Театральные боссы в кои-то веки рассуждают прагматично: зачем ждать, пока желторотые птенцы оперятся, пускай работают здесь и сейчас, пока есть энергия и силы. Особенно устойчивый спрос на молрежей наблюдается в тех столичных театрах, что начали нынешний сезон во главе с новыми худруками: Олег Меньшиков приглашает ученика Кирилла Серебренникова Александра Созонова поставить уайльдовский «Портрет Дориана Грея» в обновленном Ермоловском, а у самого Серебренникова в недавно открывшемся «Гоголь-центре» дебютируют выпускник Иосифа Райхельгауза Денис Азаров («Елка у Ивановых» Александра Введенского) и прошедший актерскую школу Льва Додина рижанин Владислав Наставшев («Митина любовь» Ивана Бунина).

Сцена из спектакля «Митина любовь»

Инсценировка бунинской повести — перенос одноименной работы Наставшева, два сезона назад шедшей в Dirty Deal Teatro, открытом в бывших складских помещениях на задах рижского городского рынка. В обеих версиях спектакля героев «Митиной любви» режиссер загоняет на утыканную металлическими штырями вертикальную стенку, по которой паре молодых актеров приходится с акробатическим упорством передвигаться на протяжении всего действия, — остроумный прием переводит химию любви в видимую ее физику, заставляя осязаемо пережить крайнюю степень душевного и телесного беспокойства, обуревающего бунинских протагонистов. Драму юношеских искушений витальная Александра Ревенко и рефлексирующий Филипп Авдеев (ученики Кирилла Серебренникова по Школе-студии МХАТ) играют с лаконизмом и рельефностью. Однако московская реинкарнация спектакля страдает от той же внутренней статики, что отличала и рижский первоисточник, — предложенная режиссурой смысловая вертикаль осваивается хоть и разнообразно, но монотонно, а однозначность ловко придуманного аттракциона усекает полнозвучие «Митиной любви» до бесхитростного театрального экзерсиса, аккуратно (пускай и не без обаяния) исполненной начинающими артистами гаммы.

Сцена из спектакля «Митина любовь»

«Елка у Ивановых», выпущенная помогавшим Серебренникову в работе над «Золотым петушком» и самостоятельно выступавшим на поприще оперной режиссуры Денисом Азаровым, — первая в России постановка пьесы Александра Введенского. Когда-то ее фрагменты ставил Роман Козак, время от времени ее используют в качестве материала для дипломных работ в театральных вузах (на выходе чаще всего получаются нарочно «странные» спектакли, в которых текст Введенского читается нарочно «странными» голосами, — и все это почему-то проходит по ведомству абсурдизма), но вот чтобы «Елка у Ивановых» была представлена на отечественной профессиональной сцене целиком и полностью — это случилось впервые.

Вслед за Введенским Азаров предлагает актерам говорить нормальными голосами и вообще делать все то, что черным по белому написано в пьесе, оставив претензии на пресловутую «странность». Мать и отец Пузыревы сношаются на диване, пока их обезглавленная дочка лежит на столе, а подошедший к ним годовалый младенец (которого, к слову, играет старейшина труппы бывшего Театра им. Гоголя, а ныне самая востребованная актриса «Гоголь-центра» Майя Ивашкевич) жалуется, что ему противно, — потому что и правда ведь противно. Реальность пьесы режиссер видит так, как если бы семейство Ивановых существовало на самом деле и терпеливо ждало Рождества, а в итоге вместо подарков получило под елку дикое убийство девочки Сони.

Сцена из спектакля «Елка у Ивановых»

Денису Азарову удалось сохранить и обнаружить мрачный юмор, который у Введенского строится на коллажном смешении обыденного и фантастического. Одна беда: затейливо придуманное пространство (зрители попадают в зал из фойе через шкаф, еще один шкаф, стоящий в углу, по ходу действия поглощает героев, оказываясь вратами в потусторонний мир) и ряд придуманных режиссером «спецэффектов» несколько смазывают впечатляющий эффект «фантастического реализма» — наиболее отчетливо гротесковое смещение возникает в спектакле там, где актеры играют максимально достоверно, а режиссер осмысляет реальность «Елки у Ивановых» как пугающую в своей обыденности действительность.

Поставленный Александром Созоновым на большой сцене Театра имени Ермоловой «Портрет Дориана Грея» с Олегом Меньшиковым в одной из ключевых ролей заочно выглядел историей о клинче поколений, очередной попыткой вживления нового театрального содержания в старую, омертвевшую театральную форму. На премьере, однако же, выяснилось, что все новое в постановке Ермоловского таковым может считаться достаточно условно, что нехитрую режиссерскую фантазию артисты Ермоловского подминают своими старорежимными замашками на раз, а вместо спектакля публике предложено полюбоваться на груду претенциозных и плохо сделанных аттракционов. Движущийся экран, флэшка с роковым портретом, стриптизерша в латексе и танцы Анны Абалихиной под ревущее из колонок техно, рекламные постеры со стилизованным под «Шанель» логотипом DG, рамка с металлоискателем, через которую проходят в дом Дориана, party на фоне салатового задника, какой бывает в фотостудиях, — можно было бы подумать, что Созонов актуализирует сюжет, но в действительности он его лишь пересказывает, спотыкаясь на каждом слове.

Сцена из спектакля «Портрет Дориана Грея»

В искусственном, тотально вторичном и до жути бесстильном пространстве этого «Дориана Грея» нет места даже драйву — говоря о любви друг к другу, мужчины здесь откровенно стесняются собственных слов. Рассказ про записных столичных метросексуалов получился нескладным клипом, маниакально одержимым желанием быть модным — но в итоге выглядящим не дороже, чем поддельный DG, сделанный в Китае. На таком фоне единственным по-настоящему запоминающимся героем спектакля предсказуемо становится Олег Меньшиков — не потому, увы, что выдающийся актер как-то особенно хорош в роли лорда Генри, просто он сам по себе денди и герой настоящей, не фейковой, рекламы. Говоря о последней премьере Театра имени Ермоловой, очень легко списать неудачу на профессиональный тонус труппы — артисты, мол, плохие, и дело с концом. Но разве не в том же Ермоловском пару месяцев назад был показан «Театральный альманах», в котором разномастная труппа выглядела коллекцией живых и интересных персонажей?

Сходства между спектаклями трех молрежей, друг за дружкой вышедших на московскую сцену, ровно никакого, так что про поколение двадцатилетних и его высказывание лучше промолчать. Бессмысленно было бы предъявлять нынешней театральной молодежи какой-то особый счет, неверно ждать от них спектаклей-поступков и премьер-манифестов: нам приходится жить, а им — работать в эпоху театральных перемен, когда процесс важнее результата. Важно другое: в застоявшиеся без притока новых сил столичные стационары наконец-то пустили свежую кровь, и в контексте сегодняшнего театрального процесса терапевтический эффект этой процедуры, что называется, трудно переоценить.