Загадка «тыквенного супа»

Современные музеи: ОЛЬГА ДАНИЛКИНА размышляет об эффективности и удовольствии

 
Признаться честно, в глубоком детстве я расстраивала родителей, называя буфет самым ярким впечатлением от посещения художественного музея, что совсем не отменяло предварительного променада по выставке удивительных экспонатов и внимательного выслушивания экскурсовода, но служило прекрасным завершением. Маленькая компенсация за труды облегчала жизнь и мне, и родителям, а походы в музеи стали прочно ассоциироваться с привычным культурному человеку досугом. Во времена моего постсоветского детства в музеях были только экспонаты, экскурсии, сувениры и буфет. Но уже тогда в большинстве крупных художественных музеев Европы и США, а сейчас и в некоторых российских появилось множество опций, существенно меняющих представление об этой институции.

Образовательные лекции для людей, страдающих болезнью Альцгеймера, в МоМА

Пообедать, послушав лекцию по искусству, можно в MoMA, выпить вина во время экскурсии по залам французского искусства конца XIX века — в LACMA, прийти в музей с грудным ребенком и не бояться, что он будет кому-то мешать, — в Whitney, купить подарочный сертификат на экскурсию — в Tate. Не говоря уже о множестве образовательных программ для разных возрастных групп, бесплатных посещениях в определенные дни для подростков, условиях для людей с ограниченными возможностями — любой может прийти в современный музей и найти, чем там заняться. Междисциплинарность, развитие творческих способностей, улучшение общественного климата — такими ценностями пестрят разделы «о музее» на сайтах большинства приведенных в пример институций. Как меняется функция музея, когда он больше чем наполовину является центром культуры и досуга? В чем ценность его экспонатов и зачем их делать еще более увлекательными? Откуда взялось столько забот о комфорте зрителя?

Может ли музей быть эффективной институцией и что означает эта эффективность — загадка «тыквенного супа» стала мучить российские учреждения культуры только в недавнее время. Зарубежный опыт, как всегда, впереди, и даже там музейное сообщество так и не пришло к выводу, по каким меркам мерить — не по посещаемости же и окупаемости, в конце концов. Потребность в оценке эффективности возникла в конце 1960-х, когда западные музеи были вынуждены доказывать свою ценность, чтобы получить государственное или частное финансирование. Из независимого и надменного хранилища артефактов они превратились в гостеприимные институции, служащие инструментом социальных изменений путем образования и развития человека. На что еще тратить деньги обществу, как не на общественно полезные дела? Музей как элемент традиции без фактического подтверждения своей пользы уже не будет никем поддержан.

Untitled Restaurant, Whitney Museum of American Art, New York

Marketing mode

Первый в мире национальный музей — Лувр, открывший свои двери для широкой публики в 1789 году, провозгласил одной из ценностей доступность достижений отечественной и мировой культуры. Музей работал в таком режиме: пять дней он был открыт только для художников и искусствоведов, три — для широкой публики, и два отводилось на уборку помещений. Верхом доступности тогда казалось то, что любой человек имел право прийти в музей, пусть только три дня из десяти; туда стояли очереди. Спустя два века американский музейный консультант Мэрилин Худ обозначила, чем отличается частый посетитель современного музея от того, кто в него вообще не заглядывает. Это отличие — способность правильно обращаться с информацией и смыслами (message), которые зритель там обнаруживает. Право прийти в музей сейчас уже никого не удовлетворяет — теперь доступность заключается в успешной коммуникации между институцией и ее посетителем, и чем она успешнее, тем более эффективной можно признать деятельность музея.

Один из крупнейших американских музейных специалистов Стивен Уэйл в 1999 году отметил, что эти сущностные изменения сопровождались сменой режима работы: с, условно говоря, «продаж» (sales mode) музей перешел к «маркетингу» (marketing mode). «Продажа» зрителю своих традиционных услуг, то есть возможности посмотреть коллекцию, приобретя билет, сменилась формированием образовательных сервисов на основе интересов и потребностей общества. Второй причиной беспокойства после музейной коллекции стал зритель — на каком языке с ним говорить и как объяснить, что ему нужно в музей?

Уже упомянутая Мэрилин Худ в 1983 году так и назвала свое исследование аудитории американских музеев начала 1980-х — «Держаться в стороне: почему люди решают не ходить в музеи». Она пришла к выводу, что основную долю посетителей современных музеев составляют достаточно молодые люди с высшим образованием и доходом выше среднего. Она вывела шесть наиболее желанных качеств досуга: это осмысленная деятельность, новый опыт, новые знания, активное общение, комфортное ощущение себя в обстановке и вовлеченность. Регулярные посетители считали наиболее ценными первые три и находили их все в музее. Люди, не бывающие в музеях, больше ценили последние три — досуг в музее им не соответствовал вовсе. Худ рекомендовала изучать потребности потенциальных посетителей и создавать для них подходящие опции, не забывая при этом поддавать жару чем-то новеньким для постоянных гостей.

Второй причиной беспокойства после музейной коллекции стал зритель — на каком языке с ним говорить и как объяснить, что ему нужно в музей?

Дальнейшие исследования добавили к психологическим факторам социальные стереотипы, детский опыт посещения и возраст. В 1980-х британский исследователь Дэвид Принс обнаружил, что люди с доходом ниже среднего не ходят в музей часто только из-за социальных стереотипов, а не стоимости билетов: сложившийся в обществе образ посетителя музея предполагал высшее образование и высокий доход. К концу 1990-х исследования по-прежнему показывали, что в музеи ходят люди из наиболее благополучных социальных групп, воспитанные на ценности обучения как пожизненного процесса.

 
«Доступный» не значит «простой»

Находясь на стыке нескольких аудиторий (местной широкой публики, профессионального сообщества и туристов), музей имеет столько же направлений работы. Широкая публика при этом включает множество возрастных и социальных подгрупп, с которыми нужно найти общий язык. Зритель должен чувствовать себя комфортно независимо от уровня дохода и знаний, под него не нужно менять содержание, а только подачу. В 1980-е была обнаружена базовая необходимость в образовании, без которого невозможно адекватно понимать современные процессы в визуальной культуре, а получить его часто можно только в музее, где зритель переживает опыт встречи с произведением.

После функциональной «революции» музей обзавелся надстройкой необходимых условий для комфортного — и физически, и психологически — пребывания зрителя. В статье 1996 года американский музейный консультант Джуди Рэнд составила своего рода «свод прав» музейного посетителя, который включал удовлетворение базовых физических потребностей, финансовую доступность, понятную навигацию, гостеприимство и отзывчивость, увлекательность и общение, уважение и возможность чему-то научиться, автономию выбора и попросту отдых.

Lange Nacht der Museen, Neue Nationalgalerie, Staatliche Museen zu Berlin

Городской житель работает допоздна и стоит в пробках; кроме выходных он может попасть в музей только после работы, глубоким вечером. Для физически комфортного пребывания посетителю нужны нескользкие полы, эскалаторы и лифты, приятные пространства для отдыха, кондиционеры, туалеты, гардероб, кафе, информационный пункт; для людей с ограниченными возможностями — пандусы, коляски, тактильные экскурсионные программы, аудиогиды, другие удобные сопроводительные материалы или даже возможность прийти в музей с собакой-поводырем.

В 1970-х годах зарубежные исследователи выявили, что если ребенок находит опыт посещения музея скучным и утомляющим, он вряд ли туда вернется, став взрослым. Семья как первый бастион воспитания должна получать в музее максимум возможностей для совместного досуга, чтобы развивать ребенка и налаживать с ним взаимопонимание. Для семьи нужны отдельные совместные экскурсии, мастерские, детские игры и путеводители, методическое обеспечение, подсказывающее родителям, как правильно говорить с детьми об искусстве.

Приоритет образования как ценности в музее неминуемо связывает его с учебными заведениями: школами, колледжами и институтами. Будучи храмом современности, он единственный может предоставить опыт взаимодействия и знания о современном искусстве и культуре. Поэтому особое внимание музей должен уделять школам, предоставляя возможность задействовать свои ресурсы в процессе обучения. То же касается студентов и работников науки: архивы, библиотеки, коллекция, весь накопленный опыт должны быть доступны для изучения. Помимо этого образование должно быть доступно и обычным взрослым посетителям — кинопоказы, лекции, образовательные программы и другие мероприятия дополняют картину, сформированную на выставке, театральном спектакле или концерте.

Carsten Höller, Double Slide, Museum of Contemporary Art, Zagreb

Российская особая

Местные исследования обнаруживают нас примерно там, где американский музей был в 1980-е. «Мониторинг культурной жизни города Москвы и оценка эффективности деятельности учреждений культуры Департамента культуры города Москвы: статистико-социологический анализ», выполненный Московским институтом социально-культурных программ по заказу Департамента культуры города Москвы, основывался на статистике 2011 года. В соответствии с ним примерно половину посетителей музеев и выставочных залов составляют случайные гости, а постоянные посетители имеют доход выше среднего, высокий социальный статус и активную позицию в обществе. Ключевой фактор выбора досуга — компания, то есть семья, партнер, друзья или коллеги. Наиболее успешными исследование посчитало музеи, которые делают ставку на нечто среднее между образованием и отдыхом: в этих учреждениях проводится больше всего мероприятий, о них чаще упоминают в СМИ и посещаемость в разы выше. Несмотря на заявленную цель — вычислить эффективность, исследование не уходит дальше рыночной логики подсчета посещаемости и конкуренции учреждений культуры за зрителя между собой и другими видами досуга, типа магазинов и ресторанов.

Результаты за 2012 год, опубликованные в отчете Минкульта о проведенной работе, доказывают улучшение дел так же: очевиден только прирост посетителей музеев. В отчете также отмечено увеличение до 26 дней времени бесплатного посещения и часов работы по четвергам до 21:00, сообщается об успешном старте семейной акции «Всей семьей в музей», поддержанной двадцатью столичными музеями. Однако методические наработки на тему того, что такое музейная эффективность и какие действия ее повышают, по-прежнему отсутствуют.

В 1970-х годах зарубежные исследователи выявили, что если ребенок находит опыт посещения музея скучным и утомляющим, он вряд ли туда вернется, став взрослым.

Большинство музейных институций, занимающихся современным искусством в России, уже имеют базовые опции как у зарубежных аналогов: образовательные программы и экскурсии для посетителей разного возраста и для людей с ограниченными возможностями; семейный досуг и широкий диапазон программ специально для школ и других государственных образовательных институций. Причем экскурсии оказываются популярнее всего у школьников и пенсионеров, а на лекции предпочитают ходить в большинстве своем студенты и ученики старших классов. В первом полугодии 2013-го выйдут путеводители сразу в двух столичных институциях: ГТГ на Крымском Валу и ММСИ, причем в нескольких версиях для разных возрастных групп.

Однако по-прежнему во многих музеях отсутствует система, позволяющая посещать их людям с ограниченными возможностями, далеко не во всех есть кафе или условия для маленьких детей. Не говоря уже о часто не вполне компетентных смотрителях экспозиции, которые не просто не создают атмосферу гостеприимства и не помогают зрителю понять искусство, а как раз мешают этому процессу. Например, отправляя зрителей осматривать экспозицию с верхнего этажа по логике бытового удобства подъема на лифте, а не по лестнице.

Большинство российских музеев, даже художественных, еще не вышло из состояния «хранилища». Публично заявленные городской и государственной властью призывы к трансформации при этом вызвали бурю негодования и осуждения, причем критики не разбирались в сути, а рассуждали по принципу «скажи мне, кто твой друг». Те самые «друзья» в лице частных институций, прогрессивных в отношении инфраструктуры музея или образовательного центра, осуждались именно за содержание, а не инфраструктуру, что в общем-то совершенно другой разговор. Так вина ли это тыквенного супа, что отвлек зрителей от хорошего искусства?

Алекс Фаркухарсон, современный британский куратор и критик, в своей статье «Институциональные обычаи» в 2006 году (в 2010-м он прочел лекцию на основе статьи) в ответ на засилье рыночных технологий в музейном деле составил несколько «максим». Одна из них звучала так: «Произведение — это то, что вы видите перед собой». Это призыв работать с местными историями и ни в коем случае не отрываться от местного контекста, не быть пришельцем, учащим аборигенов уму-разуму, потому что это не будет работать. Пестрая выставка Джеймса Таррелла и кураторские проекты на стыке искусства и моды, дизайна или цифровых технологий выразили амбиции ЦСК «Гараж» по сотрудничеству с международными партнерами. Но они отнюдь не сделали объект выставок интересным чем-то более, чем своей пестротой, развлекательностью и экзотичностью. В то время как попытки углубиться в местный контекст фестивалем перформанса, выставками молодых художников или проектом об архитектуре Парка Горького скорее попали в местное яблочко. К сожалению, подобных примеров оказалось меньше в сравнении с зарубежными блокбастерами, а о серьезных исследовательских проектах в рамках местного контекста пока речь ни разу не шла (разве что не об искусстве, а о моде таким проектом стала «Альтернативная мода до прихода глянца»).

Еще одна современная российская тенденция отсылает нас как раз в середину западноевропейских 1980-х — это потребность в образовании в музее. Появившийся только год назад образовательный отдел ММСИ столкнулся, казалось бы, с неожиданной ситуацией — спросом со стороны школьных учителей и самих школьников на знания о современной визуальной культуре. Педагогический институт не смог дать преподавателям достаточно (и, судя по всему, в ближайшее время не собирается), и самому подобрать материал человеку, далекому от процесса, оказывается практически невозможно. «Музей как институция — это компетенция в знаниях о культуре ХХ века. Эти знания — не надстройка или дополнительные увлечения, а все-таки основа, необходимая любому человеку, чтобы быть современным», — рассказывает Алексей Масляев, заведующий образовательным отделом музея. Этот спрос побудил музей создать целую программу для учителей с последующей разработкой методического пособия и распространением его среди образовательных учреждений хотя бы в пределах столицы. «Мы предложили курс, который основан на выставочной программе музея и предполагает определенное количество достаточно интерактивных занятий в экспозиции выставки. На выходе преподаватель получает сертификат о дополнительной квалификации, подтверждаемый Московским институтом открытого образования», — объясняет Масляев. Методические занятия для учителей также есть и в подразделении Третьяковки на Крымском Валу, посвященном искусству XX—XXI веков, в их планах тоже присутствует выпуск методических пособий.

«Искусство и его институции нужны для серьезности и для удовольствия — для серьезных удовольствий».

Можно возразить: зачем музею брать на себя функции других институций — детских садов, школ и университетов? С одной стороны, с этим сложно не согласиться с позиции идеального состояния дел, с другой стороны — усовершенствовать работу музея проще, чем всю систему образования. И уж точно ничто в образовательных институциях не заменит опыта столкновения с произведением. Поэтому самые незначительные шаги в эту сторону, как, например, интерактивная экскурсия по ММСИ на Петровке в рамках детского дня рождения в кафе музея «Март», обретают огромное значение.

Помимо школьного образования за такой же «базой» в музей приходят и взрослые люди. С каждым годом лекции по истории российского и зарубежного искусства от сотрудников Отдела новейших течений ГТГ на Крымском Валу становятся все более востребованными. Как рассказывает глава отдела Кирилл Светляков, «для статистики: с 2008 года аудитория в среднем увеличилась в три-четыре раза — от пятидесяти до ста пятидесяти и даже двухсот человек». Сейчас куратор Елена Яичникова готовит в ММСИ систематизированную программу лекций, которые будут сфокусированы на базовых знаниях об искусстве и культуре, передаваемых «из первых рук». Программа будет разбита на модули, за каждый из которых будет отвечать специалист в конкретной области. «Хотелось бы создать музей как пространство, где мы бы помогли человеку в конечном итоге ориентироваться самому, чтобы тот страх перед современным искусством, который присутствует изначально, ушел», — рассказывает Екатерина Кузьмина, сотрудник экскурсионного отдела ММСИ. Ее дополняет Масляев: «Это предполагает пересмотр функции музея, которая означала дидактическую установку и помещение зрителя в догматические рамки культурной системы. Сегодня мы стараемся отойти от этой модели и выстроить диалог со зрителем; мы воспринимаем посетителя музея как собеседника и соучастника образовательного процесса».

Помимо этой проблемы общественного характера скорее всего есть и множество других, которые может решать музей, ориентируя свою деятельность на общественную пользу и исходя из местного контекста. Вторая максима Фаркухарсона называлась «Используйте удовольствие» и звучала так: «Искусство и его институции нужны для серьезности и для удовольствия — для серьезных удовольствий (по меткому выражению писателя Филипа Хоара). Удовольствие не принуждает. Оно удивляет, соблазняет, заставляет смеяться, будит мысль. Это не развлечение — с помощью удовольствия мы приходим туда, куда мы иначе не попали бы».