Повар, его жена и ее любовник

В мелодраме Сары Полли «Любит / не любит» ДЕНИС РУЗАЕВ с удивлением увидел не заурядный сюжет о превратностях любви, а фильм о том, что случится, если мыслить жизнь как нарратив

Девушка встречает парня. На ней (Мишель Уильямс) дурацкая желтая ветровка и не сходящее с лица выражение легкой интеллигентной скуки, он (Люк Кирби) — просто единственный мужчина моложе тридцати из всех посетителей музея канадской живой истории. Они встретятся снова — на соседних креслах рейса до Торонто. Ее привезут к трапу на инвалидной коляске, он выведет ее на чистую воду: «У тебя же нет никаких проблем с ногой». Она оправдается тем, что в аэропортах ей всегда одиноко: «Ненавижу промежуточные состояния». Когда попутчики сядут в такси и окажется, что они еще и живут по соседству, станет очевидно: Вселенная определенно хочет парочке что-то сообщить. Первой это поймет девушка. «Я замужем», — скажет она на прощание. «Паршиво», — прозвучит в ответ.

Следующие полтора часа героиня будет метаться между мужем и соседом — но не вполне так, как это принято в мелодраматическом жанре, здесь еще и усугубленном мотивом адюльтера и присутствием большого комедийного артиста Сета Рогена (именно он играет мужа). Фильм помельче мог бы тут же удариться в превратности любви на стороне или легкую буффонаду пряток от обманутого супруга. Но канадская актриса Сара Полли, для которой «Любит / не любит» — второй полнометражный опыт в режиссуре, с изменой тянет до последнего. Вместо этого героиня Уильямс переключается между режимом «любит» и режимом «не любит» — туда и обратно, как тумблер, «вкл./выкл.». Меняются и субъекты этой любви/нелюбви: она то искренне ластится к мужу, то обещает соседу поцелуй, то обижается на одного за слово, на другого за дело. Фильм все это время кажется экранизацией косой черты, разделяющей «любит» и «не любит», даже оправдывая таким образом странное русское название.

Во всей красе, впрочем, это кино раскроется, лишь когда мятущаяся душа героини наконец определится, а в дело вступит название оригинальное («Take This Waltz»). Для большинства режиссеров финал одного экранного романа и полноценный старт другого — уже достаточный повод запустить титры: вот он, классический хеппи-энд, наша девочка нашла своего суженого. Но Полли врубает «Take This Waltz» Леонарда Коэна и снимает одним планом тот вальс, что в обычной мелодраме кружит уже после титров: еблю, сначала счастливую, а потом не очень, калейдоскоп сближений и отчуждений, переход от влюбленности к привыканию и раздражению. Не успеют вступить титры, а на лице героини возникнет то же смятение, которое и подтолкнуло ее к смене партнера. «Новое однажды тоже станет старым», — еще в середине фильма прямо скажет одна из знакомых героини по группе водной аэробики, а режиссер эти слова наглядно проиллюстрирует, встык противопоставляя молодые и старые тела в общей женской душевой.

Все так — любовь эфемерна и ее границы не очертишь четкими линиями, а прелесть новизны обязательно выветрится. И реакция на поведение героини — Уильямс болезненно убедительна в своих срывах с ласки на истерику — логичным образом варьируется между раздражением и узнаванием. Но интереснее этих банальностей оказывается, впрочем, другой аспект отношений девушки с двоими ее мужчинами.

Дело тут в том, что метания героини между таким милым, но таким надоевшим мужем и обещающим полноту чувств соседом — это не только и не столько метания между любовью старой и новой. В куда большей степени Уильямс играет выбор между бессюжетностью брака и четким, будто бы предопределенным нарративом, который, как ей кажется, привнесет в ее жизнь, наполнив душевную пустоту смыслом, новый роман. Некоторая нелепость совпадений, сводящих ее героиню с любовником, тут только на руку: в конце концов, персонажей любой мелодрамы обычно сталкивают случайности. Именно этот выбор «Любит / не любит» подчеркивает и ритмически, и сюжетно: от видимой осмысленности отношений с соседом (складывающихся в полном соответствии с жанровыми клише и во многом поэтому намекающих на еще один штамп — хеппи-энд) фильм перескакивает к рутине семейной жизни пары, которой давно уже нечего друг другу сказать и которая поэтому подменяет общение — играми, слова — подмигиванием, грубый секс — дружеской нежностью. Стоит Уильямс зайти домой, как четкая в своем развитии мелодрама сменяется размытым хоум-видео — и точно так же персонажи Сета Рогена и Люка Кирби различаются между собой лишь принадлежностью к этим двум жанрам. Муж — призрачный образ откуда-то из прошлого (писатель по профессии, он даже книжки пишет без сюжета — сборники рецептов приготовления курицы), любовник — романтический герой, не столько мужчина, сколько мечта о нем (с профессией не менее показательно нереалистичной — он зарабатывает на жизнь, таская повозку рикши).

Поэтому та безнадежность, с которой в финале героиня обнаруживает летучесть любого чувства, оборачивается для зрителей почти физически ощутимым, словно посткоитальным, опустошением. А история о природе любви — рассказом о том, что жизнь, конечно, может складываться по законам сценария (столь четко вбитого в сознание каждого сотнями вымышленных лав-стори, что отказаться от этого вальса почти невозможно), но не закончится вместе с его, этого сценария, развязкой. Можно ли из этого горького факта сделать какой-то вывод? Ну разве что такой: неплохо бы иметь в запасе пару других жанров — чтобы, когда жизненная мелодрама исчерпала себя, не оказаться в пустоте, переживающим уже пройденные сюжетные повороты, переслушивающим уже отыгравший свое саундтрек.