Андрей Сычев: «“Голос” — это Болотная нашей эстрады»

Режиссер-постановщик Первого канала рассказал АРТЕМУ ЛЯШЕНКО о том, как форматное музыкальное шоу произвело маленькую революцию на отечественном телевидении

— Проект «Голос» стал своего рода сенсацией. Судя по активной дискуссии в сети, даже юзеры Facebook смотрели этот проект Первого канала, что, на мой взгляд, нонсенс. Исследовательское агентство «Гэллапа» — TNS дает долю 16% для первого выпуска и от 20% до 25% для последующих. По сути, только праймовое ток-шоу «Пусть говорят» спорило с «Голосом» за первое место в доле и рейтинге. А какую статистику дает Первый канал, который ведет собственные исследования?

— Не знаю, какие разночтения идут между «Гэллапом» и обзвоном, который ведет Первый канал. По обзвону были потрясающие цифры. Президента так не смотрят. Есть другой показатель — на Евровидение было прислано меньше СМС, чем на «Голос». На Евровидение максимум присылали 480 тысяч СМС, на «Голос» — 1 миллион 700 тысяч. СМС — это объективная вещь, она ни к обзвону не имеет отношения, ни к «Гэллапу». По СМС считать — это вообще чемпионский проект (для сравнения — другой музыкальный проект Первого канала «Достояние республики» максимум собирает около 40 тысяч СМС при доле в 10—15%. — Ред.).

— Форматы, подобные «Голосу», уже делали на нашем ТВ — «Народный артист», «Фактор А», «Фабрики» и пр. Почему так мощно выстрелил именно этот?

— «Голос» — честный проект, которому зритель доверяет. Процентов на 80 этот проект сделали успешным сами зрители. Если бы не было доверия к нему с первых выпусков, все бы прошло незаметно. Успех «Голоса» даже в меньшей степени заслуга тех, кто производил. Этот успех сродни тому, которого добился на YouTube кореец Psy со своим Gangnamstyle.

— Директор дирекции музыкальных программ Первого канала Юрий Аксюта в интервью на «Эхе» говорил о том, что на проекте избыток участников. По его словам, 30 человек, прошедших кастинг, не попали в эфир, не успели пройти «слепое отслушивание», потому что команды были набраны. Вместе с тем мы наблюдаем среди участников Севару Назархан и Методия Бужора, которые уже «светились» на Первом в «Достоянии республики». Так правда ли то, что есть этот избыток поющих?

— Севара и Бужор прошли кастинг на общих основаниях. Надо сказать, что Севара не пришла бы в такой проект, если бы ей не объяснили, что наставники не повернутся к тем, кто будет хуево петь. Это настоящая проблема — аура такая у ТВ, что все проплачено, что суют своих, что не обращают внимания на качество исполнения в угоду внешним данным, что подходят с точки зрения последующей монетизации. Другие проекты построены на том, что даже не поющего человека можно приукрасить и продать. А у нас не было задачи продавать этих людей впоследствии, потому что все они давно в профессии. Для них было интересно позиционироваться, накатывать свое узнавание. Это родило элемент доверия к проекту. А так доверие к телевидению со стороны поющих людей было совершенно девальвировано. Тем более сейчас телевидение — не фактор успеха.

— «Голос» — это, конечно, телевизионный конструктор. Формат из нескольких этапов, на которых конфликты строятся по-разному. Здесь есть, что называется, dramatizing. А в чем, по-вашему, главная драма проекта?

— Драма вытекает из доверия зрителя. Первое — увидели незнакомых людей. Второе — зрители поняли, что их берут не по внешним данным, а по голосу. Человек сидит у телевизора и думает: если бы я пел, я мог бы туда попасть, и никто бы не сказал, что чуть-чуть не так подстрижен, не так одет. Вообще никто не мог прогнозировать, что будет такой интерес. Да, предполагали, что в других странах нормально прошел проект, но там и другие проекты нормально прошли — разные «Х-факторы», «Фабрики звезд». А у меня было ощущение, что все уже нажрались музыкальных конкурсов. И тут взрыв внимания. Мне кажется, это «болотное» настроение общее в эстраде выразилось таким образом. «Голос» — это Болотная нашей эстрады. Для нас это вызов всему устоявшемуся, это выход из критической ситуации в песенном жанре, это выразилось в появлении новых людей, которые достойно отвечают состоявшимся артистам.

Серьезно, успех проекта в том, что это волна самовыражения человека. Просто решили, что нужно меньше лгать друг другу. Это противодействие лжи, неприятие лжи. Мы хотели честных выборов… честных выборов Голоса России.

Здесь все говорили по-разному, иногда даже дрались. Надеюсь, это сохранится.

— Кризис доверия к телевидению со стороны зрителей наиболее показательно выявился в ситуации с Ксенией Лариной, обозревателем «Эха Москвы». Ларина открыто говорила, что не верит в то, что Первый ведет трансляцию в прямом эфире. И не верила до тех пор, пока к ней в прямом эфире не обратился ведущий проекта Дмитрий Нагиев. Что является причиной такого недоверия?

— Если бы все было с остановками, с грязью, все бы сказали: «А, опять обосрались, Первый канал» — а так все прошло хорошо, может быть, создавалось впечатление, что слишком гладко идем для прямого эфира. Вот к Евровидению привыкли — фирмачи там качественно все делают. А у нас в прямом эфире только программа «Время» — один человек сидит, остальные кнопки нажимают. Почему еще недоверие к прямым эфирам? Потому что их мало.

— Что самое сложное в постановке таких проектов?

— Не навредить исполнителю. Потому что можно внедриться с эффектами и отвлечь внимание от голоса. Так что самое важное было — найти гармонию голоса и постановки.

— С точки зрения режиссуры проект отличается от всего того, что выходит на отечественном ТВ. Как удалось этого добиться?

— Не было попытки украшать. Потому что зрителя заебало шифрование пустоты. Ему хочется понимать — можно ли на сцене на артиста безо всего смотреть. Поэтому впервые на Первом канале и, я думаю, вообще на российском телевидении никто не боялся темноты на сцене. Обычно на таких проектах привыкли делать праздник: заливной свет, чтобы рожа хорошо была видна, чтобы домохозяйка переключалась и видела, что здесь много света, много декораций сзади. А в «Голосе» внимание сконцентрировано на человеке. То есть один лучик света, вокруг темнота, чуть светодиодами подрабатываем. И человек поет. Случилось так, что эта стилистика была принята. Это маленькая революция на нашем телевидении. Сделали очень эстетичную картинку — минималистично, но очень четко на свете построили, четко поработали с файлами, которые должны идти. Если где-то в других странах, где прошел проект, — во Франции, Голландии, на Украине — зритель хорошо воспринимает антураж, рассчитанный на развлечения, то здесь он является стереотипом того шоу-бизнеса, от которого даже звезды открещиваются, показывают, что они отдельно стоят… Если бы мы начали вот это: «пройдем три шага сюда, пройдем три шага отсюда, развернемся, улыбнемся, два танцора дадут вам золотой меч» — все бы разрушилось. Все бы поняли, что это попытка развлечь зрителя. Думаю, это моя победа, что не было попытки сделать веселый, бесшабашный энтертейнмент, к которому приучило телевидение. Если бы не было такого внимания зрителей, конечно, все это бы запретили.

— В чем отличие нашего «Голоса» от иностранных проектов?

— Во-первых, по мнению многих специалистов, у нас наиболее профессионально поющий «Голос». Во-вторых — характерно для других стран — пик зрительского просмотра приходится на «слепое отслушивание» и затем к финалу падает. У нас интерес зрителей к финалу только рос.

— Как шел первичный отбор участников конкурса — тот, что остался за кадром? Где, кто и когда прослушивал претендентов, много ли их было, как и где их отбирали?

— На сайте было вывешено объявление с форматом заявки для участников. Там отбирались претенденты на прослушивание. Затем прошедшие этот предварительный отсев приглашались на визуальный кастинг. Участников проекта отбирал продюсерский состав — Аксюта, музыкальные редакторы и режиссеры проекта. Возглавлял кастинг Евгений Орлов (композитор, продюсер, ранее работал на «Новой волне». — Ред.).

— Каким образом сформировался такой состав наставников? Почему именно эти люди — Агутин, Пелагея, Градский и Билан? Как складывалась работа с наставниками?

— Состав такой, какой сумели собрать. Ты думаешь, что ломились хорошие исполнители на этот проект? Сейчас все хотели бы присесть во вращающиеся кресла. А не так просто найти человека, который бы не просто пел, но мог и преподавать другим. Все равно наставники, кроме Билана, не такие уж растиражированные. Даже Агутин. Ну меньше его было, чем филиппов киркоровых. Отлично, что жюри такое разношерстное. Кстати, в зарубежных аналогах «Голоса» они не такие разношерстные, быстро сближаются, говорят на одном языке. А здесь они говорили все по-разному, иногда даже дрались. Надеюсь, это сохранится.

У наставников поначалу была минимальная ответственность. Они пришли как бы отбывать проект. Они не готовились к такому качеству исполнения. И вдруг, когда они увидели поющих людей, они поняли, что тут надо реально разруливать, шевелить мозгами, думать, кого к кому потом ставить в пару.

С наставниками вообще сложно было работать. У них свои воззрения на все — на режиссуру, на свет, на экранное пространство, на костюмы. Достаточно сложно было с ними взаимоотношения налаживать. Я считаю, что не всегда у них были правильные воззрения — иногда из прошлого века, иногда те, которые мы уже отработали, а иногда они мыслили как я, я мыслил как они, и это было приятно. В любом случае — это их проект, и я находил с ними общий язык.

— В соцсетях многие зрители отмечали, что если вначале отбор конкурсантов выглядел беспристрастным, то ближе к финалу иногда казалось, что кто-то из мэтров-наставников откровенно недоволен, выбирая того или иного конкурсанта, — так, словно выбор ему был навязан продюсерами.

— Никакого влияния со стороны продюсеров. На наставников вообще невозможно было влиять, потому что они поставили нам условие — они сами будут выбирать репертуар, делать то, что считают нужным. И драматизм в том, что наставники реально отвечали за свои ошибки. Кого-то просрали они, кого-то незаслуженно или по своим соображениям, или по личным раскладам убрали, зрителю это не понравилось. Но это было честно. Считаю, что они не могли угодить всем. Поэтому конкретные решения наставников обсуждать нельзя. Поставь любого человека одного из многих выбирать, он окажется в том же положении. Но им доверили эти кресла, и только они могут такие решения принимать.

— Как вообще соблюдался паритет между предпочтениями наставников и продюсеров передачи? Приходилось ли идти на компромиссы? Или воля продюсеров ТВ доминировала?

— Победа этого проекта в том, что здесь был минимум какого-либо влияния на процесс со стороны Аксюты, Эрнста. Никто никому не вешал лапшу на уши, никто не попытался втянуть в проект нежелательных людей.

— Первый активно задействовал конкурсантов из «Голоса» в своих новогодних передачах. Намерен ли канал и дальше следить за их судьбой и привлекать к другим своим проектам, как это происходило с героями «Фабрик»?

— Надеюсь, у руководства хватит мудрости вовлекать участников «Голоса» в другие проекты. Во всяком случае, в «Достояние республики». Потому что у 80% участников «Голоса» своего репертуара нет. Им сам бог велел перепевать отечественные хиты. Их появление принесет в «ДоРе» новое дыхание. В этом проекте нужны живые голоса. Но с Аксютой эту идею пока не обсуждали, еще не приступали к работе над «ДоРе».

— Похоже, даже такая мощная поддержка, как ресурсы Первого канала, все равно не сделала выпускников «Фабрик» настоящими звездами. Есть ли тогда смысл в таких шоу, как «Голос», которые хоть и бросают, как вы говорите, вызов нашей песенной эстраде и выводят на сцену талантливых людей, но не могут изменить механизмы нашей эстрадной индустрии?

— «Голос» уже изменил эту индустрию. Зрители уже узнали о новых поющих людях. Но этих людей не нужно продюсировать. Они уже были известны, «Голос» просто расширил их аудиторию. Если хотите, «Голос» — это промо для участников, для профессионалов. Первый канал не будет продюсировать их, как «фабрикантов». А «фабриканты» появились благодаря телевидению. На «Фабриках» были продюсеры, которые потом занимались ими, а в «Голосе» продюсеров нет. Кстати, у участников «Голоса» в рамках формата контракты оформлены со звукозаписывающим гигантом — Universal.