Гнилая мощь

АНДРЕЙ ШАБАЕВ, ученик Марины Разбежкиной, снимал фильм о москвичке, которая пыталась стать фермершей. И потерпела феноменальный крах. Здесь — его письма и дневники съемок

Начало

«На самом деле герои вокруг, их много, они сыплются отовсюду, только выбирай… Правильно выбранный герой дает драматургию, нужную режиссеру... Режиссер — активный участник процесса… Если этого не происходит, то вам просто нечего сказать, значит, вы в бункере…»

Из своего персонального бункера я выбираюсь медленно и неуклюже. Учусь в школе Марины Разбежкиной делать документальное кино.

Героев действительно много, но правильно выбрать их не получалось, истории казались неестественными, надуманными. На курсе предложили тему дипломного проекта «Фермер». Этакий спасательный трос для буксующих. Я ухватился за него и в январе с несколькими однокурсницами отправился на поиски фермеров в соседнюю область.

Объезжая и знакомясь с владельцами фермерских хозяйств, узнал о некой Светлане Николаевне. Она раньше жила и работала в Москве. Несколько лет назад купила землю и старую ферму, осколок некогда мощного колхоза, перебралась жить на нее. Еще совсем недавно у нее было 150 голов лошадей-тяжеловозов, кумысный цех. Однако кумыс не продавался, денег стало катастрофически не хватать, и минувшей осенью Светлана Николаевна продала все стадо кому-то в Краснодар. Я узнал ее телефон, созвонился, договорился о встрече.

 
***

Я боялся заплутать на проселочных дорогах и выехал много раньше. Приехал за три часа до назначенного времени. Справа, уткнувшись в дальнее поле, старые кирпично-бетонные бараки, водонапорная башня с обязательным для этих мест гнездом аиста наверху. У бараков разнородная груда выцветшей железной техники. Людей не видно. Решил убедиться, что приехал правильно. Свернул на свежую колею. Миновал бараки, железо. Никого. Справа, за шаткой оградой из неотесанных жердей, увидел мохнатых, покрытых снегом лошадей и коров. Да, та самая ферма. Можно разворачиваться и ждать хозяйку. При повороте колеса соскользнули с утрамбованной колеи и закопались в снег. Я капитально застрял.

Вылез из машины, пошел к баракам. Внутри остро пахло навозом, под ногами скользко. Со света не сразу смог рассмотреть, что вокруг.

— Острый, а это кто? — прозвучал строгий женский голос.

Привыкнув к полумраку, я увидел женщину с хозяйственными сумками в руках. Она стояла полубоком и, не глядя на меня, строго смотрела на высокого узбека в грязном комбинезоне.

— Острый, это кто, я спрашиваю, — повторила она.

— Светлана Николаевна? — Она посмотрела наконец на меня. — Светлана Николаевна, это я… Мы с вами говорили по телефону…

— Мы на сколько договорились?

— На пять.

— А сейчас?

— Я хотел понять, туда ли я попал… и застрял вот…

Она развернулась и молча вышла.

Следующие несколько часов я пытался тщетно вытащить машину. Светлана Николаевна куда-то уехала, демонстративно проехав мимо меня на новеньком джипе. Узбеки, работники на ферме, извиняясь и коверкая слова, отказывались помогать, ссылаясь на указ хозяйки. Кончался бензин, сигареты, терпение. Стало темно.

Было уже восемь, когда один из работников Светланы Николаевны подъехал на тракторе и, сказав, что она разрешила, тросом вытащил мою машину.

Я снова пошел в бараки.

— Мне с вами разговаривать не о чем совершенно, — с ходу заявила она.

— Но, Светлана Николаевна, вы не так меня поняли…

— Я так поняла. Все и так ясно.

— Нет же, Светлана Николаевна, я хотел…

— А мне неинтересно, что вы хотели, совсем. Таких, как вы, каждый первый! Я не пальцем деланная, знаю.

— Но послушайте…

— Нет, вы послушайте! Я юрист, так что знаю, что говорю. Тут частная собственность. Могу иск подать. И судиться люблю. Я и налоговым инспектором работала… Так что не надо мне тут. Езжайте, — говорила она, не глядя на меня, беспрерывно перекладывая ведра, какие-то вещи, веревки с одного места на другое.

— Светлана Николаевна, послушайте меня…

— Я все сказала, уезжайте. Как только хозяин за двор, вы тут как тут. По-человечески надо...

Именно в этот момент я отчетливо понял, что это и есть моя героиня. Помолчал с минуту и произнес:

— Я хочу снимать кино. Хочу снять кино про вас, про то, как вы тут… И все.

Она наконец оставила ведра в покое.

— А что про меня снимать? Про что тут? Тут все обычно. Как везде…

Следующие два часа Светлана Николаевна показывала свое хозяйство во всех подробностях.

На следующий день я приехал в восемь утра и начал снимать.

Все, что потом происходило, я старался фиксировать в письмах Марине Александровне Разбежкиной.

 
22 февраля

Марина Александровна, добрый вечер.

Игорь сегодня принес камеру и не только. Это полный комплект! Радиомикрофон (петля), звуковая пушка, подсветка, три аккумулятора, кассеты. Даже инструкция есть! За неделю хочу освоить камеру до необходимого уровня.

Между тем я общался сегодня со своей героиней. Уже произошло несколько интересных событий: Алик (один из узбеков) по бестолковости разморозил один из тракторов, теперь трактор стоит недвижимо на улице. Очень жалею, что меня не было в это время.

Пока ближайшие недели три буду посещать Светлану Николаевну наездами по два, три или четыре дня до тех пор, пока не приедет Юрген. Это ее сосед, потомственный фермер из Швейцарии, переехал в Россию лет шесть назад, он начал все с нуля, купил почти разорившуюся ферму, сейчас у него семья, дети и процветающее хозяйство.

Поеду к ней с вином, так как она очень любит сухое вино, — гостинец, так сказать.

Спасибо огромное за поддержку.

 
9 марта

Как вы и говорили, подарки случились. Вчера я вернулся от своей фермерши. Удалось снять, как она посещает деревенский салон массажа. Дело в том, что по деревням Калужской области гастролирует «мобильный массажный кабинет». Это несколько электрических корейских массажеров (в том числе и массажная кровать!), предназначенных для разминания разнообразных конечностей и частей тела. Заправляет этими механизмами дама, «приятная во всех отношениях». Все массажеры были завезены в деревенскую поликлинику, и моя героиня, увидев рекламу у магазина и послушав рекомендации местных, отправилась туда.

Светлана Николаевна, когда рассержена, в камеру не говорит и выглядит более естественно. Но с моим появлением ее настроение улучшается, потому что я пока неординарное явление в ее жизни, ей интересно удивлять меня, она становится паинькой и комментирует свои действия на камеру. Как с ней справиться, не знаю. Спасибо за совет с дневником. Помогает.

 
3 апреля

Выяснилось, что у Светланы Николаевны есть компаньон. Некий Игорь. Он бандит. Все работники, которые работают на ферме, с других предприятий Игоря (он владеет свалками в Подмосковье). Зарплату они должны платить вместе. Игорь большую часть, Светлана Николаевна — меньшую. Еще на ферме есть часть животных, принадлежащих этому Игорю. Игорь приезжает редко, зарплату рабочим не платит, денег на корм для своих животных не дает. СН уже начинает сильно нервничать по поводу того, что в один момент у нее не станет работников (они уже сильно возмущаются из-за отсутствия денег) и что Игорь приедет, заберет свою скотину, не рассчитавшись за те корма, которые животные съели за год. Почему и как СН связалась с этим персонажем, неизвестно. Но в этом я вижу некую подсказку.

Если коротко, то вот часть эпизодов, которые мне удалось снять.

— Собрание работников фермы и обсуждение задержки в зарплате. Всеобщее возмущение (или громко выражаемое, или молчаливое). Завтра ждут Игоря с зарплатой. Игорь не приезжает. Работники говорят: «Что делать. Только ждать». Работают дальше без денег.

— Процедура кастрации баранов. У моей героини и ветеринара Оли проявляется нездоровое оживление. Эта процедура им нравится. СН держит связанного барана. Баран на спине. Ветеринар Оля делает уколы, перетягивает, режет, бросает в ведро. Баран иногда начинает неистово дергаться, на что СН говорит ласково: «Ну потерпи, мальчик, потерпи, чуть-чуть осталось».

— На ферму приехали двое скупщиков мяса. На черном джипе. Вид абсолютно бандитский. СН показывает свою ферму и (неожиданно для меня) рассказывает, что кому принадлежит. Бандиты многозначительно смотрят и уезжают.

— Рядом с фермой (1 км) есть склад с сеном и зерном. Все работники отправляются пешком на склад для фасовки зерна по мешкам. Через несколько дней должны быть покупатели. Приезжает бабуля из ближайшей деревни с сыновьями — покупает четыре мешка зерна. Бабуля выбирает зерно получше и просит взвесить. Рассчитываются. Уезжает.

Еще много разных эпизодов, ругань. Наконец героиня начала не только играть и говорить в камеру, но и молчать, думать. Иногда размышлять вслух. Хотя все равно она играет.

Самое важное, что, как мне кажется, натолкнуло на понимание, про что кино и как сорвать маску с героини и понять, кто она и вообще почему все так, — это случай, который произошел со мной.

Рядом с фермой находится еще одно сельскохозяйственное предприятие. Я называю его «Беда». «Беда» — чудное место. Там коров зимой кормят шоколадом и печеньем. Для весу. Задешево на продовольственных базах покупают сладости с истекшим сроком, привозят, сваливают в одну огромную кучу, сортируют (узбеки, конечно, кто ж еще) и добавляют в обычный коровий корм. Это интереснейшее место, повсюду колючая проволока, старые кирпичные бараки, полная ассоциация с концентрационным лагерем. Только для коров. Работников много, деньги у хозяев (а они москвичи, кто ж еще) есть, техника… Но все как-то медленно и неумолимо разрушается, разворовывается, рассасывается. Весной был падеж: голов сто померло, но не по болезням или заразе, а так, по недосмотру. Ну, а на бумагах что-то выправляли, подправляли, короче, все нормально по бумагам… Там трактор стоит, красный, старый. На борту его крупными буквами написано «БЕДА». С тех пор это хозяйство для меня «Беда».

Как обычно, СН собиралась вечером в «Беду» за молоком. Я выехал раньше на пятнадцать минут с тем, чтобы снять ее приезд. Ранее, днем, я приезжал на ферму и говорил с заместителем директора Валерой. Хотел договориться о съемках кормления коров тортами и печеньем. Предварительно договорился. Увиделся с директором всего комплекса, но не говорил с ним, посчитал разговор с Валерой достаточным.

Уже темно, я стою с камерой на площадке перед агрокомплексом, жду СН. Появляется свет фар. Снимаю. Подъезжает машина, но не СН, а начальника охраны, который был назначен напрямую собственником из Москвы несколько дней назад. Я уже писал, что за март в «Беде» умерло 102 коровы. Не из-за болезней, а из-за подковерной борьбы в коллективе. Короче, «Беду» трясет, народ увольняется, коровы мрут, собственник в бешенстве. Воруют. И тут я с камерой.

Начальника охраны я не знаю, и он меня тоже, но все остальные прекрасно и почти дружески со мной знакомы. Начальник охраны дает указание меня задержать, выезд закрыть, директора и зама вызвать, в Москву доложить. В это время я вижу, как подъезжает СН, она замечает, что шлагбаум закрыт, уезжает. Потом начинаются форменные разборки, сопряженные с истерикой директора, который очень всего боится, так как, видимо, немало ворует. Я написал объяснительную и отдал кассету. На все ушло около четырех часов. В начале первого ночи был свободен.

Так вот, самое важное — это поведение Валеры (замдиректора) и СН. Валера молча смотрел в сторону и не подавал вида, что знает меня уже около трех месяцев. Директор звонил СН, и она также сказала, что не знает, кто я такой. Директор истерил и грозил милицией, но не вызывал. Суть истерики: нарушение частной собственности и съемка с неизвестными, но явно корыстными целями. Все боялись и пошли в полный «отказ». Боялись силы, которую олицетворял начальник охраны (тем более что вид его был очень характерный: высокий, худой, в защитном костюме, с уродливым бельмом на глазу, говорит медленно и логично, как будто размышляет вслух). Все резко изменились… Потом, конечно, СН позвонила и примирительно что-то говорила, и все следующие дни я ее снимал совершенно спокойно.

Но. Все, что я там вижу: моя героиня с компаньоном-бандитом; бандиты-мясники, «Беда» с истеричным и вороватым директором. Трусость заместителя, желание не заработать или создать, а «срубить», и лучше за чужой счет, а еще лучше своровать. ОМОН, тренирующийся в стрельбе на стрельбище, расположенном рядом с фермой СН, всемогущие хозяева «Беды», которые могут все, но не навести порядок. Это удивительное разрушенное пространство вокруг, готовность каждого человека изменить и измениться в любой момент — все это, как мне кажется, о том, что у людей нет никакого желания организовать пространство, построить, сделать так, чтобы оно работало хорошо и эффективно. Потому что это и не надо вовсе. Совсем не эта цель. (Еще один важный факт: 99% встречаемых мной людей (даже арендатор) — все приезжие, не местные.)

Цель — выжить и приспособиться. Такой способ жизни. С такими людьми можно делать все что угодно (как, собственно, и было раньше). Готовность каждого человека прогнуться и повернуть на 180 градусов, глубина таких изменений (то есть насколько человек готов опуститься, оборотиться) определяет его силу и жизнеспособность. Чем гнилее, тем сильнее и могучее. И эта гнилая мощь определяет все вокруг.

Есть технические проблемы. Часто не улавливаю важность или неважность эпизода, поздно включаю камеру. Много съемки в «молоко». Не умею переключить героиню в нужном направлении. Чувствую, что вот оно, нужное место и момент для правильного вопроса, но вопрос не могу сформулировать четко и просто.

Следующая поездка в ближайшую среду. Едем на четыре дня.

 
4 апреля

На следующий день я приезжал в «Беду» дважды и категоричного отказа в съемке не получил. Наоборот, и директор, и Валера были несколько смущены и говорили, что лучше позже приехать и поговорить. Но я настроился на съемку в «Беде» и сниму там, чего бы мне это ни стоило. Обычно, когда есть уверенность и понимание, что НАДО, это передается другим. Думаю, что справлюсь.

 
18 апреля

Хотел извиниться за мое отсутствие на просмотре курсовых. Это ни в коем случае не пренебрежение и не отсутствие интереса к работам других. Я опять уехал снимать.

Светлана Николаевна наконец рассказала мне часть предыстории, связанной с Игорем-бандитом.

Год назад работник СН ехал на тракторе, а сзади в трактор врезалась машина, в машине бандит. Бандит к трактористу: «Плати за ремонт!» Тракторист: «Я-то чего, вон к хозяйке» — и направил его к СН. Слово за слово — конфликт, бандит созвал товарищей, видит, что СН не бедна и одна. Ну, СН отправилась по соседям за помощью, кто-то дал телефон другого бандита, это и был Игорь. «Вопрос порешали», и Игорь предложил СН вместе вести хозяйство — привезти своих коров на откорм. Скотину привез, а денег на сено и зерно не давал, и почти год СН кормила всех животных за свой счет. Совсем недавно она потребовала от Игоря забрать свою скотину и сообщила ему, что кормить его коров она не будет. Игорь согласился забрать, но не своих, а ровно половину всего поголовья на ферме, включая баранов и лошадей. СН отказала.

Сейчас СН боится (обоснованно, уже последовали вполне конкретные угрозы) и очень напряжена. Из пяти работников трое уехали, так как «принадлежали» Игорю. Теперь катастрофическая нехватка рук. Скоро посев.

СН чаще молчит и думает о чем-то.

Все то, что рассказала мне СН, я снял.

Выписался ее отец из больницы. Но он очень плох. Говорил, что видел жену (маму СН) во сне и она звала его к себе....

Короче говоря, напряжение и страх сквозят во всем, во взгляде, в словах, в жестах СН, и кажется, что низкое небо, ветер и дождь — все напряжено.

Мне представляется, что скоро должно произойти какое-то главное событие. Я не знаю, какое. Боюсь это пропустить.

Повторно отснял, как СН стреляет на стрельбище из ружья.

 
28 апреля

Марина Александровна, добрый вечер.

В эту субботу мне в Москву позвонила Светлана Николаевна и сообщила, что у одного из ее узбеков-работников умерла единственная дочь, которая жила с мамой в Узбекистане. А так как все узбеки, работающие у СН, родственники, то они все собрались уезжать на родину. Это означало лишь одно. СН оставалась одна на своей ферме, и все: и кормление скотины, и доение, и уборка навоза, сена — словом, все это неповоротливое хозяйство и большой пустой дом с больным отцом оставались на ней одной. Этого я и ждал. Я поехал.

Когда приехал, все оказалось не так. Уехал только один из узбеков. На ферме остались СН и Острый. Второй, Коля, именно у него умерла дочь, уехал в Москву, но было поздно, дочь уже похоронили, он остался у своих соплеменников в Москве и запил.

В этот раз как-то все изменилось. Снега уже нет, солнце, трава пробивается. Пространство совсем другое. Но самое главное — СН тоже изменилась. Она уже так не боится приезда Игоря. Нет, эта угроза также реальна, но как-то сгладилась. Ее больше волнует посевная. Все вокруг уже посеяли, а она нет. И эти несколько дней она ждала приезда новых узбеков. Они действительно приехали, и этот приезд я снял. Теперь будут ремонтировать тракторы, а потом сеять.

Раскрылись Острый и жена Юргена — Юля. Острый — в прошлом мент, который на допросе убил подозреваемого, потом тюрьма, а потом бегство (убил он блатного, что не могло не сказаться на его дальнейшей жизни), ему уже 50, а он все еще в России, но скоро собирается домой.

Немцы. Как вы и предполагали, у немцев не все так хорошо, как кажется. Жена «воет» от скуки и нелюбви, между Юргеном и его компаньонами ведутся постоянные, но мало кому заметные споры и склоки, Юрген в прошлом натуральный алкоголик, да и сейчас он после работы иногда выпивает полную бутылку виски, иначе не уснет.

Скоро немцы приедут к СН за лошадями. Это я, конечно, буду снимать.

 
Из дневника съемки

8 июня

Когда СН чувствует, что у нее все валится из рук, когда она не успевает посеять, скосить или купить молока для голодных телят, она обычно делает две вещи. Первая — это уборка; вторая — кастрация. Обе эти процедуры снимают стресс быстро и эффективно. Или она стремится скорее уйти, потому что сдерживать себя уже не может и вся неуверенность, женское стремление найти опору вот-вот прорвется. А на камеру это не с руки. Образ не позволяет. Поэтому ушла она сегодня и пробыла дома с часу до шести.

Эта гнилая мощь определяет все вокруг.

Как и раньше, у СН все невпопад. Все уже давно косят и возят — она ищет трактористов и механиков. Трава на ее полях уже мне до шеи. Трактористов и механиков, разумеется, нет. Кто отдаст своего работника, каким бы он пропойцей ни был, в страду? Никто. Именно сейчас определяется, как хозяйства будут жить весь следующий год. Она же звонит всем, кого знает в округе. Просит, уговаривает, сулит. Может, выкрутится.

Еще меня удивляет, что в ее большом четырехэтажном доме удивительно неуютно. Ничто — ни лисьи шкуры, ни ковры, ни гигантский телевизор, который она очень любит смотреть, ни картины, ни камин — не создает уюта… Еще в доме нет воды. Нет, скважина есть, насос есть, а воды нет. Узбеки, когда в последний раз опускали насос в скважину, так опустили, что он застрял на глубине где-то70 метров. И теперь ни туда, ни сюда. Приходится таскать воду ведрами.

СН — человек ритма. Для ритма нужен тонус, энергия. Энергию ей дают постоянные телефонные звонки соседям и соседям соседей. По делам, просто так… по-разному. Но телефон всегда при ней, и говорит она с охотой. Сегодня сорвался один из ее цепных алабаев. Случилась собачья драка. СН разнимала своих питомцев палкой. Палку держала правой рукой, непрерывно била ей дерущихся псов, а левой рукой держала телефон у уха и с кем-то говорила. Думаю, что для нее час телефонной беседы тождественен хорошей уборке или кастрации пары-тройки быков.

Еще заметно, что СН слушает силу. Сила может быть природой, ментом, бандитом, болезнью, профессионализмом, короче, любой формой превосходства над ней. Тогда она слушает. Еще не уважает, но слушает. Меня, например, уже не слушает. Я интересен ей только как чудак с камерой. Что и требуется.

Был на стрельбище в надежде «поймать» ОМОН. Не удалось. Но познакомился с новым сторожем стрельбища: крепким невысоким мужичком лет пятидесяти с усами огурцом. Он — прапорщик, подкручивает кончики усов и говорит, что казак. Признался, что не может прокормить семью. И вообще показался мне человеком замятым, протертым и забытым. Из воинской части случилась телеграмма, в которой был приказ наладить пожарный щит и две бочки с водой. Все это расставить в положенных местах и сфотографировать. Фотографии передать посыльному для отчета генералам, «москвичам, блядь, на проверку». Его мозг искрит от попытки решить задачу со щитом и бочками. Бочки одолжил на время в деревне. Но наполнять… Было жалко сил и времени. Поэтому он уже с десяти утра пил замечательный коктейль: лимонад «Буратино» с самогоном. Мы (я, точнее) придумали перевернуть бочки вверх дном, налить на сантиметр воды и под определенным ракурсом сфотографировать так, чтобы в воде отражалось бездонное синее небо. То есть была иллюзия наполненных бочек. Казачок благодарил, а потом, уже вечером, звонил мне и спрашивал, как позвонить на радио «Шансон» и передать привет семье.

Один из новых узбеков попросил Светлану Николаевну его отпустить. Навсегда. Так и сказал: «Николаевна, отпустите меня, а?» Она посмотрела и отпустила.

 
10 июня

Полегли. Все три размашистых поля с кормовым козлятником полегли за одну дождливую ночь. Взъерошенные сиреневые островки устоявшей травы обозначают вчерашнюю высоту и массу. Получается, что СН не выкрутилась… Хотя шанс еще есть. Сегодня ездили на соседнее предприятие в поисках более-менее толкового комбайнера. Часов в десять вечера нашла СН и большую машину для перевозки скошенного. Завтра должна начаться операция «Силос». Это, конечно, если не подведут комбайнер, комбайн, водитель «КамАЗа», «КамАЗ», бульдозер и бульдозерист, если трава поднимется и погода не сорвется. Ну и вообще много чего может случиться и не случиться. СН сегодня с самого утра нервничала, ругалась на узбеков и убиралась на ферме. Кастрировать сегодня не стали.

Ее режим жизни запредельный. В семь или полвосьмого подъем. Дальше минут тридцать завтрак, состоящий из чашечки кофе и бутерброда. Далее — ферма. Обеда часто не бывает, а если бывает, то хлеб и колбаса с чаем. Дома в 22:30 или в 23:00. Потом небогатый ужин. Сон. Так каждый день.

Пока ждали начальника того предприятия, на котором вроде бы СН выписала себе комбайнера, рассказала мне много чего про работников, неторопливо проходивших мимо. Получается, что почти половина успела потрудиться на ферме у СН. И всех она увольняла. Кто-то пил, кто-то воровал, кто-то врал. Один, например, — дед-пастух, потерял кобылу где-то далеко. Кобылу нашли уже мертвой только через три дня. У деда-пастуха один зуб, и он жарил на той же сковороде котлеты, рыбу и мясо одновременно, затем выкладывал все на кусок газеты, ложился на диван и лениво грыз еду своим одиноким зубом. Другой, жгучий пьяница, работал у СН водителем. Он распустил слух по деревне, что СН взяла его на работу для того, чтобы он по ночам ее ублажал. Через три недели слух дошел до СН.

Вообще как-то странно получается. Все, кого СН просит что-то сделать, а это практически всегда мужики, как-то долго не могут решиться и дать ответ. Они стоят перед ней, многозначительно смотрят в сторону, как будто размышляют. Размышляют с хрустом и скрежетом. Хотя нет, они, наверно, показывают свою значимость в этом раскосом пространстве полей и неба и сначала долго слушают, потом также долго спрашивают, потом смотрят в сторону. Но ответа не дают. И каждый день заготовка силоса все переносится и переносится.

 
11 июня

Лязг гусениц, рев моторов, вонь выхлопа и солярки, жалящее солнце, поля. Это война. С потерями. Сегодня не получилось прокосить более трех рядов. Трава полегла, и внизу, у самой земли, стебли уже пожелтели и преют. Комбайн с чудным названием «Марал» отказался работать как надо. СН лютовала, бранилась и поносила всех работников. Кроме комбайнера. Он в очках и медленный. Много говорит только для того, чтобы объяснить всем вокруг, что он стоящий и знающий человек. СН чуть не плакала. Ничего не получается, все вокруг против нее. И поля, которые дали такой обильный всход, и техника, и люди. Это война. Кто воюет? СН и что-то большее против нее. Но не только пространство. Пространство — это отдельная дивизия специального назначения.

Солнце жгло темя, и в момент максимального напряжения СН сказала: «Не снимай… а то камеру разобью… вдребезги». Это впервые. Она очень не хочет выглядеть проигравшей и побежденной, она будет биться до последнего. Этого у нее не отнять. Но как я устал от ее бестолковости! Она выглядит беспомощной и взбалмошной. Она убеждена в своей правоте. Ее мнение не подлежит критике. Конечно, когда вокруг такие медленные, много говорящие мужики в очках и без, трудно удержаться от самодурства…

За сегодня она потратила около двенадцати тысяч рублей. За аренду техники и людей (комбайнер, водитель «КамАЗа» и бульдозер). И все это впустую. Уже вечером она нашла механика, который наладил комбайн, и завтра (опять завтра!) работа должна сдвинуться. Почему она не стала заниматься подготовкой техники весной? Почему СН косит, когда трава уже высотой в два метра? У травы нет сил ждать — она ложится на землю. И почему все вокруг виноваты?.. Никогда у нее не получится. Думаю, что закончится продажей фермы и техники. Но не сейчас, потом — через год-два.

А пока идут бои.

 
13 июня

С утра начали косить. Сломался бульдозер.

Еще вечером СН отпустила «КамАЗ», потому что платить только за работу «КамАЗа» в день приходится 6500 рублей вне зависимости от того, используется машина или просто стоит в тенечке. Узбеки нарастили борта на второй тракторный прицеп — это вместо «КамАЗа». За рулем второго трактора — СН. Больше некому. Сделали еще несколько проходов комбайна. Вроде пошло дело. Опять сломался. До конца дня копались с ремонтом. Вся техника простаивала. Со следующего дня бульдозерист уже не мог работать у СН. Так и договаривались — на два-три дня. Замены нет. Что делать, непонятно. СН зла и молчалива, иногда срывается в крик на узбеков (требует, чтобы я не снимал, решил пока отложить камеру, чтобы не провоцировать ее). Стала материться. (Наконец-то!) Вот, собственно, совершенно четкая граница «зоны змеи». Ближе — укусит.

На следующий день СН предприняла отчаянную попытку восстановить водоснабжение в собственном доме. С помощью погрузчика попытались выдернуть насос из скважины. Вырвали с мясом провода, трос и шланг. Насос упал в скважину (уже второй за этот год). СН отправилась в город за новым. К слову, новый насос стоит 20 000 рублей. Привезла. Установили и подключили. Вода пошла. Но как-то не очень бойко. Наполнили полбака на чердаке дома и от греха отключили с тем, чтобы завтра же вызвать электрика и подключить правильно, а то сгорит. СН впервые за несколько последних дней была рада. В доме вода! Сама льется! С зимы не было! На завтра папа СН, когда она с утра ушла на ферму, ни о чем не подозревая, включил насос, и он через минуту благополучно сгорел. Точка.

Через день после провала операции «Силос» СН сказала: «Нет, не буду больше косить. Хватит. Пусть простое сено жрут. Ничего страшного». Помолчала и добавила: «Я не могу больше платить такие деньги ежедневно». Больше к этой теме не возвращалась. Кстати, бульдозер-то она купила совсем недавно, специально для того, чтобы трамбовать скошенное. Но это не поражение, не капитуляция. Это лишь отступление для «переформирования частей». История с насосом натолкнула СН на новую идею: открыть фирму по продаже насосов, таких же, какие у нее сгорают и тонут в скважине, но немецких. СН говорит, что «надо этим заняться», и молчит. А между тем сиреневые поля стоят неубранные, скоро трава осыплется, окончательно поляжет и к середине лета сопреет.

 
16 июня

Мое раздражение на СН растет не по дням, а по часам. Блядь! Кто ее так научил жить? Почему у нее все через жопу? Или кто ее не научил тому, что надо? Она ничего не умеет. Мне постоянно хочется отложить камеру, взять гаечный ключ, топор, косу, тряпку. Все поправить, починить, наладить. Блядь… воды в доме нет с зимы. Как она моется? Как зубы чистит? Вроде не пахнет от нее. Но с зимы нет воды. Скважина в трех метрах от дома, деньги есть. В чем дело? Зачем надо не высыпаться, не умываться, не есть, быть в постоянном напряжении и на нервах?.. Может быть, это просто экземпляр такой? И ни при чем здесь раскосое пространство…

Хорошо. А остальные как? Сосед Бернд. Он немец, обрусевший, с Поволжья. У него крепкое хозяйство. Специализируется на картошке. Недавно построил образцовый свинарник. Есть большая семья. Пожалуй, это самый успешный фермер. Но. Он близок к губернатору и в родстве с кем-то из членов правительства области. Это все и определяет. Да и другие. Кто на ферме управляющим, а хозяйство живет за счет неиссякающих внешних средств от инвесторов, у кого выгодный государственный сбыт. «Беда» погрязла в откатах и бардаке, «Ангус» — тоже не показатель, титульное американское предприятие, пользующееся поддержкой правительства области. То есть в округе нет хозяйств, которые живут своим собственным трудом. Один только Юрген.

Очень не хочется мистифицировать русскость, воздух и т.д. Нужно просто найти объяснение. Простое, внятное и визуально формулируемое. Оно должно быть…

Имеет ли значение, что СН женщина? Конечно. Но это не определяющее. СН воспроизводит общий способ жизни. Готовность каждого прогнуться. Чем гнилее, тем сильнее и могучее. СН, ее жизнь и ее соседей — иллюстрация этой абсурдной, бестолковой силы.

Что является определяющим: пространство или люди? Круг замыкается. Как показать визуально такое кольцо? Пространство — люди — пространство. Хоровод?

 
18 июня

Юрген. Приехали туристы. Пятьдесят человек из Швейцарии. На сверкающем автобусе. Автобус появился, как НЛО. Вокруг «КамАЗы» с глиной в кузовах да тракторы, а тут оно.

Сначала был обед. Потом экскурсия. Потом ужин (шашлык + водка). Затем приехал небольшой ансамбль русской песни. Швейцарцы слушали, смотрели, улыбались, плясали под «Калинку» и опять фотографировали.

Юрген, как ему и положено, все организовал четко. Обед, экскурсия по ферме, затем на поле, ужин и развлекательная программа. Образцово.

Водитель автобуса — большой пузатый мужик, стриженный наголо, в черных очках, подвигав автобус по местным дорогам, стал капризничать и грозить, что вызовет другой автобус, а его НЛО не приспособлено для такого стресса.

Постепенно Юрген напивался, но держался. Немного поплясал. Трогал Юлю-жену за попу. Был общителен и суетлив… Всегда отмечал, где находится камера. Сечет. Часто старался встать к камере спиной. К нему надо приближаться плотнее. То есть надо быть рядом с ним достаточное количество времени (неделю, две), чтобы зона доступа сократилась по максимуму. Но, конечно, близко он не подпустит, это не СН.

Наверное, можно создать музей под названием «Железные духи СССР». Там должны быть, конечно, машина «Победа», танк Т-34 и КВ… Много еще чего, сделанного из «ничего», но работающего и способного, бряцая своими ржавчинами, что-то делать… Обязательно и этот комбайн будет там.

«И что». По этому «и что» можно с точностью до сотой определить степень возмущения, досады или гнева СН. Я уехал на сутки к Юргену, и это, видимо, ее взбесило. Нет, она не говорила ничего. Просто на любую мою фразу отвечала этим «и что-о». Обычно она каждый вечер звала меня вместе с Олей-ветеринаром с собой в дом. Там и ночевал. Иногда оставался на ферме. В этот раз она молча уехала часов в восемь и до начала одиннадцатого не приезжала и не сообщила, приедет ли еще. Я подумал, что это такая месть и урок. Приготовился ночевать на ферме. Скорее всего СН понимает, что Юрген тоже меня интересует, и категорически не желает, чтобы их сравнивали. Потом она приехала и с наигранной легкостью все-таки позвала в дом.

Пока был у Юргена, звонил Игорь-бандит и сообщил, что приедет на этой неделе. Но не приехал (по крайней мере, пока не приехал). За всеми неудачами и хлопотами у СН страх притупился, и она решила действовать на упреждение. Через фермеров-соседей вышла на начальника Калужской тюрьмы с просьбой защитить. Он пообещал. Встреча их состоялась на нейтральной территории, так что снять это не получилось. Ожидание разговора с Игорем-бандитом превратилось в постоянный и естественный фон. Как солнце, луна и небо. Так же неотвратимо и обыденно.

 
4 августа

Новые узбеки не выдержали. Собрались ночью и ушли. Совсем. Даже не украли ничего. Новые — это те, что после Острого, Коли и Алика. Две недели СН одна металась между полями и фермой. Коров надо пасти, потом гнать на ферму доить, потом снова пасти, потом снова на ферму. На ферме надо убирать навоз, кормить ягнят… А еще работа по уборке кормовых, в полях. Работников нет. Кто есть, тот занят у соседей. И так две недели. СН сильно, как-то нездорово похудела. Говорит, что часто плакала. Потом приехали совсем новые узбеки. СН назначила им самую простую работу: доить и пасти в полях. Думаю, что и они ненадолго. СН стала более несдержанной. Ругается, кричит. А узбеки не привыкли, что на них кричит женщина. Они щурятся и, ненадолго остановившись, спешат отойти от СН. Тогда она еще острее ощущает свою беспомощность, что-то выскальзывает у нее из рук, она старается со всей честностью и энергией, а Оно выскальзывает, посмеиваясь…

Год назад СН отдала в безвозмездное пользование свой комбайн соседу Ване — ну, не совсем соседу: 100 км. И не совсем в безвозмездное. Она рассчитывала на встречную помощь, но потом...

Ваня — не совсем Ваня. Он турок молдавского происхождения. Ваня когда-то давно скупил окрестные поля и теперь раскрутился на посеве картошки. Он толст, у него обильная семья, и, как все толстяки, он производит впечатление уверенного и довольного жизнью человека. Комбайн, оказавшись у Вани на ферме, скоро благополучно сломался: перегрелся двигатель. У СН подошло время собирать овес. Комбайна нет. СН к Ване. Ваня говорит: забирай это старье сама и ремонтируй сама. СН нашла механиков, привезла их. Механики — толковые ребята, но отчего-то три недели не могут починить комбайн. Двигатель собрали, говорят, правильно, но он не заводится. А овес стоит. Долго ли?

 
6 августа

СН села на скамейку на улице и произнесла: «Продаю ферму. Завтра первый покупатель приедет». Она улыбалась, много и суетливо говорила. Сказала это так, как будто сообщила о том, что завтра поедет в магазин за продуктами. Сказала и сама испугалась, скорее, закидала ворохом других слов. Я не стал переспрашивать. Решил подождать первого покупателя молча. Семь лет она пыталась сделать что-то, но Оно выскальзывало, не давалось.

Покупателя не дождался. СН сама к нему поехала и не захотела, чтобы я был рядом…

Когда стало совершенно непонятно, что делать с комбайном, СН решила заставить починить комбайн Ваню. Но Ваня толст и крепок. Его не взять. Он не просто не помогал в починке, наоборот, почему-то всячески мешал. Выяснилось, что много частей было снято с комбайна (за год-то конечно!). У Вани ведь у самого есть два таких же ржаво-коричневых исполина. Вот он и пользовался комбайном СН как донором.

Когда СН это выяснила, вызвала милицию. Прибыл участковый, майор, составил протокол, уехал. Ваня испугался поначалу. Тут еще я с камерой. Но на следующий день Ваня сообщил, что без милиции комбайн не отдаст.

Комбайн не заводился. СН долго обзванивала всех, кого знала в округе (это правда долго, так как она знает многих). Выяснила, что ей может помочь починить комбайн только один-единственный дед. Поехали к нему. Деду восемьдесят. Умный, спокойный. Выглядит так, словно сделал все что хотел и даже немного больше, поэтому ему весело и интересно смотреть вокруг. Даже завидно. Поехали к комбайну. Около часа дед колдовал над двигателем и вынес вердикт: «Внутрях что-то не то, Николавна». Дело в том, что Ваня еще год назад начинал собирать двигатель комбайна, но бросил. Видимо, еще тогда собрали что-то не так, как надо, от этого мотор и не заводится. СН и Ваня разругались

окончательно. СН кричала, чуть не плача…

 
8 августа

Сегодня утром на ферму к СН приехал участковый. Толковый такой, спокойный. Майор попросил рассказать, как все было. Около часа он сидел и выуживал, «как все было». СН сообщила, что в семь утра звонил Ваня и сказал, что комбайн завели, что она дура, дойная корова, и механики у нее хуевые… Решили забирать комбайн через день.

 
18 августа

Комбайн все-таки смогли перевезти от Вани к СН. Три раза он ломался по дороге: перегревался, вытекало масло, рвались шланги. Но в конце концов это случилось. Привезли. Теперь он стоит на ферме, возвышаясь ржавистой громадиной. Таких по области можно найти порядочно. Тридцатилетнее ржавое убожество, сквозь которое просвечивает необъяснимая поэзия и дух Союза. Стоят памятниками, то тут на краю поля, то там возле перелеска, — напоминают, как было. Наверное, можно создать музей под названием «Железные духи СССР». Там должны быть, конечно, первый спутник, «Восток», машина «Победа», танк Т-34 и КВ… Много еще чего, сделанного из «ничего», но работающего и способного, бряцая своими ржавчинами, что-то делать… Обязательно и этот комбайн будет там.

Еще через день механики смогли починить комбайн окончательно, и начался покос овса. Успели. Что-то все-таки не пропало.

Как я и предполагал, совсем новые узбеки также исчезли. Эти не продержались и трех недель. Итого за все время моих съемок три партии узбеков сменилось таким образом. Теперь у СН работают новейшие… нет, не узбеки. Молдаване, молодые парни, лет по 20—25.

СН сидит в своем кабинете на ферме, заполняет какие-то бумаги. Она спокойна, уравновешенна. Горечь подсохла, подвыветрилась. Я стою рядом, прислонившись к стене, в руках камера.

— Продаете ли ферму? — спрашиваю.

— Да, продаю, — отвечает. — Ну ты же видишь. Встаю в полседьмого утра и ложусь в лучшем случае в двенадцать ночи. Уже семь лет. И все без результата. Работников нет, кто есть, либо пьют и воруют, либо в Москве.

— Столько сил потрачено, столько времени, — опять я.

— Ты знаешь, лучше сохранить то, что осталось, остатки сил, чем положить на ферму последнее… Я на сегодня потратила за этот год, вот просто спустила, два миллиона триста, просто так, без прибыли…

Помолчала немного.

— Тут хорошо живет на земле кто? Кто просто отмывает деньги. Вот он заложит эту землю, получит деньги. На эти деньги построит ферму, отмоет свой процент — и все, бросит! Покупают скотину под залог земли, государство дает дотацию — 20%, потом договариваются с теми, кто продает, те ему еще 20% отката. То есть уже 40% получили, денег своих не потратили, а сорок вернули. Взяли кредит сто миллионов, сорок миллионов попали в карман. И потом эти коровы могут дохнуть, могут… что угодно. И все…

— Что делать будете? — спрашиваю я.

— В Неаполь уеду… Я очень люблю Помпеи…

Мне нравятся русские пословицы. «Один в поле не воин». Выяснил тут, что речь в этой пословице совсем не про воина, а про пахаря («один в поле не ратай»). «Ратай» значит «пахарь». То есть не воевать надо вообще-то. Пахать. СН эту пословицу любит еще больше. Жизнью своей любит. Весь ее опыт, вся жизнь учили ее этой мудрости. И тогда, когда она работала в суде, и когда занималась недвижимостью. Все вокруг учили: одной не справиться, дружить надо с нужными. Стать ценной и важной. Стать звеном цепи. Она отдает Ване комбайн на год, другую технику — другим соседям, бандиты, менты-родственники, с сильными заискивает, слабыми стремится управлять. В 80-х ей было 25, в 90-х — за 30. Все это время впитано. Она воспроизводит матрицу.

Еще узнал, как раньше сеяли зерно. Выбирали в деревне самого достойного мужика, (именно мужика, женщине сеять — грех), он в бане мылся, мысли в порядок приводил, а когда время сеять приходило, шел по пашне босиком и без порток, сеял намоленные семена. Договаривался с землей об урожае. Во как! Вообще раньше не только с землей договаривались, умели с водой, лесами, ветрами — со всем пространством. Кто же сейчас научит «босиком по пашне»?