Качнувшись влево

До закрытия COLTA.RU — 40 дней (и другие новости из жизни редакции)

Станислав ЛЬВОВСКИЙ

Столько уже написано про новый закон о защите детей от вредного, что при попытке подумать на эту тему всплывают в голове только какие-то бородатые анекдоты вроде «не пускайте детей в интернет, он от этого глупеет». Про детей, впрочем, скоро придется написать отдельно — но есть вопрос, который меня действительно занимает. Вот у нас появилась некая инстанция морали, ну то есть буквально, как в словаре, «нормативной регуляции». Что это за инстанция и что это за нормативы? Про инструментарий регуляции мы поняли: это милицейская дубинка, ротвейлер и «эксперты ФСКН». А содержательная часть неясна. Церковь тут не особенно при делах, она скорее позволяет себя использовать этой самой инстанции в целях получения легитимации. А в центре-то что?

Есть подозрение, что в центре — примерно несколько писателей-деревенщиков советских времен и журнал «Молодая гвардия» (по ссылке — характерная апологетическая статья из «Советской России»): то есть такая «позднесталинская платформа» на базе КПСС, дожившая до самого конца восьмидесятых, а потом как-то удивительно мутировавшая и вот — явленная недавно изумленным городу и миру в виде несколько противоестественного союза сотрудников правоохранительных/правоприменительных органов и сторонников, как говорит Э. Надточий, «фантазматического православия» — т.е. не православия, а некоторой идеологии, выстроенной на базе кое-каких его тщательно отобранных — чуть ли не тов. Сталиным опять же — фрагментов. Происходит она, кажется, из времен первой волны урбанизации и представляет собой, по крайней мере отчасти, результат адаптации носителей аграрного уклада к индустриальному — и вообще к городской жизни. Поговорить о причинах живучести этой идеологии было бы интересно — но это долгий разговор, в другой раз.

Так или иначе, сегодня эта конструкция выглядит настолько анахронично, что масштабных, сколько-нибудь долгосрочных перспектив у нее не просматривается, — и на глубоко аграрный Иран семидесятых кивать бессмысленно. Однако заявляется она в качестве поддерживаемой большинством населения. И вот тут есть существенная опасность — в первую очередь, для критиков режима: принять этот ни на чем не основанный (но крайне уверенный) блеф за чистую монету и рассуждать о мифическом «Замкадье» и не менее мифическом «простом народе», который якобы готов вокруг этой новой-старой моральной инстанции сплотиться.

На самом деле никакого реального конфликта интересов и позиций применительно к текущей ситуации между участниками демонстраций в Москве, бастующими на Урале шахтерами и, скажем, жителями моногородов, которые не ходят (пока) ни на какие демонстрации, не существует. Глупо было бы утверждать, что все в стране хотят одного и того же — и что расхождения между разными группами интересов отсутствуют. Однако никакого «молчаливого большинства», о котором давеча писал Марков, просто нет. Власть говорит от лица самой себя — и небольшого меньшинства. Тем не менее говорение это опасно само по себе: тем, что может оказаться самосбывающимся прогнозом. Последнее, в свою очередь, может произойти, только если в него поверить. Сесть то есть с шулерами за стол и начать играть.

Не надо, мне кажется, этого делать.

Из фотоальманаха «Prisma № 5». 1952

Варвара БАБИЦКАЯ, Василий КОРЕЦКИЙ

Рубашка поло цвета земли и белая майка-алкоголичка в земляных же кляксах в Osklen; в магазине скандинавских дизайнеров с дурацким названием Super — короткая юбка, которую после предыдущего (гастрономического) выпуска нашего блога Варя едва ли может позволить себе натянуть (штаны на Васю — так не налезли ни одни), зато от отчаяния были куплены хипстерские джинсы Volcom. Применив дедуктивные навыки, мы наконец находим нужный нам район — только выйдя из метро, Вася тянет носом: «О-о, тут пахнет деньгами!» Сразу два магаза типа «Траффик»: юбка в стиле 50-х, чинос (м) — их цену мы увеличили во Флоренции, залив штаны кьянти за 30 евро; шорты (ж), кожаная сумка Malloni, из-за которой м и ж чуть не подрались. Рубашки: сероватая и синеватая (м), зеленоватая (ж).

Дорогущий самострок в магазине Cristina Bomba, цену которого мы договорились не оглашать. Серо-голубой плащ Malloni с карманом на спине, шерстяной кардиган с шелковой подкладкой в глазках и лапках, семь пар кружевного белья — абсолютно органический, веганский pin-up, идеальные мужские ботинки Fiorentini+Baker.

В Уффици, глядя на хипстеров времен Микеланджело, мы понимаем, что есть еще над чем работать. С одной стороны, ясно, что мода московских переходов — сапоги с отрезанным носом и сандалии с голенищем — устарела не на два года, как принято считать, а на все пятьсот. С другой — причесоны еще не освоены: в первую очередь — метровая челка, завязанная морским узлом (м), и выбритый лоб (ж).

***

Немного о Боге. Ренессансный регулярный парк Боболи. Нагретая солнцем каменная скамья.

— Кровавый Путин умучил трех журавлят, — Вася зловеще хохочет. — Какой Путин?! Только что же писали: мир феноменов скрывает от нас реальный мир, Путина нет. Птенцов стерхов нет. Есть только «здесь и сейчас».

— Что, и дочки твоей нет? — Вообще-то ее, конечно, тоже нет. — Но ты о ней говоришь с утра до вечера! — В этом парадокс. Она существует, потому что я ее люблю. А Путина я не люблю. Короче, я согласен с известной формулировочкой. — Какой? — Сама знаешь («Учитель сказал» (с)).

***

По миру феноменов (читай: флагманским бутикам) хожу в майке, прожженной самокруткой, и в шортах, которыми я вытер все паперти Флоренции, начиная с Сантиссима-Аннунциата (любимый локейшн Бабицкой). Кстати, где она на карте? Я не могу найти! — Вася, ты ищешь дорогу к Храму? Загляни в свое сердце!

***

Поскольку я уже неделю не читаю ничего, кроме меню, — могу только о профанном. Самое сильное впечатление в Риме: траттория «У Джованни». В меню — блюда типа «спагетти с соусом», «равиоли с соусом», «бабушкин пирог» (это вообще любимое прилагательное римских рестораторов).

Самое сильное впечатление во Флоренции: столовка в богемном районе, где прелюдией к обеду служит ритуал вычеркивания блюд из меню фломастером, отчего оно (меню) становится похожим на Красную книгу. Первой исчезает курица. Среди посетителей заведения замечен ранний Годар.

Самое сильное впечатление в Болонье: дорожные рабочие, поедающие мидии на обед. Десять асфальтоукладчиков не могут ошибаться — присели и мы; взяли рыбу-меч с морковкой.

Чуть не забыл: в парке Боболи обнаружен памятник фуди, отказывающемуся от десерта.

***

Мы ему не уподобимся. Кстати, о сладком. Брат говорил мне, что слова Данте о горьком хлебе изгнания следует читать буквально — во Флоренции хлеб пекут без соли, и действительно, в сравнении с ним всякий прочий кажется пересоленным. Следуя за Данте, мы едем в Равенну, где он похоронен. Принесли шоколадный мусс, изгнание идет по плану.

Юлия ЛЮБИМОВА

Наконец поперло. Корейской поп-музыке удалось завоевать Запад. У мегахита, который победоносно шествует по всему миру, за два месяца — 110 млн просмотров на YouTube, с исполнителем хочет записываться Джастин Бибер, комплименты ему отвешивают Бритни Спирс, Том Круз, Кэти Перри и многие другие звезды, серьезные западные издания пишут серьезные аналитические статьи о феномене, намекая на тонкую социальную сатиру, содержащуюся в песне; видео занимает первое место в чарте iTunes, а сама песня попадает в национальные хит-парады европейских стран; ее играют во время бейсбольного матча в Лос-Анджелесе, на котором присутствует исполнитель, — и стадион подпевает и танцует; контракт с ним подписывает американский мейджор. Кто это? Полноватый блиноликий дядька средних лет со сценическим именем Psy и сложной (чтобы не сказать тернистой) творческой биографией.

Psy — «Gangnam Style»

Корейские СМИ сейчас, конечно, говорят про успех корейской волны, но на самом деле феномен Psy — это не про корейскую волну, а про жизнь мема. Psy с его дурацким танцем «на лошади» без каких-либо специальных усилий удалось то, к чему стремились уже многие корейские группы и исполнители и на что тратились серьезные деньги и человеческие ресурсы, а именно — пробиться на Запад. Случилось это само собой, лавинообразным вирусным распространением, буквально на глазах — я за этим все это время, разинув рот от изумления, наблюдала. Не то чтобы Psy был никому не известен — в Корее его знают, у него было несколько вполне себе славных хитов в нише между хип-хопом, к-попом и комедией (см. «Right Now», «Champion»), но это были хиты локального масштаба. А «Gangnam Style» — это на самом деле такой суперъязь. И попытки объяснить, почему именно на эту песню западают люди по всему миру (я тоже ее в первый же день купила), я думаю, обречены на провал. Как пишет Львовский, «у нас пока нет ответа на вопрос о том, почему именно язь. Вот потому. Язь потому что».

Денис БОЯРИНОВ

Давно уже поговаривают о возвращении 90-х в нашу жизнь — и в поп-культуре, и в повседневности стали вдруг проступать черты того неуютного времени, когда в России рушились институты старой системы и нарождались новые. На этой неделе смрадными девяностыми дохнуло на участников группы The Cavestompers, 1 сентября, в День города, заводившей толпу рок-н-роллами на Болотной площади, — через день после праздника на их территорию, виниловый магазин DiG, пришли рейдеры.

Недвижимость в центре Москвы — всегда мутная история и лакомый кусок. DiG, организованный на троих Григорием и Петром из Cavestompers и их другом Иваном, два года назад прописался в углу не слишком уютного подвала в Певческом переулке, где раньше находилась галерея «Чистка одежды». Обжились-обустроились, обзавелись постоянными клиентами, приходившими за редкой психоделией 60-х, футболками, книгами и — что кормило магазин — оригинальными изданиями Deep Purple, а также культурной программой — прослушиванием винила по воскресеньям и чтением лекций. Через год у DiG появились соседи — салон молодежных причесок, такая же DIY-бизнес-инициатива, затеянная молодыми людьми на свой страх и риск. DiG и их соседи жили в своем обаятельном микромире — на Китай-городе, как будто бы в Берлине, — до нынешнего понедельника.

Утро после штурма

Подозрительные личности с претензиями на подвал в Певческом переулке начали приходить, как только Собянин сменил Лужкова. Владельцы DiG показывали им официальный договор аренды, и личности испарялись. Но в этот понедельник пришли серьезные ребята, как из балабановского фильма «Жмурки». Грубо поговорили о том, что подвал перепродан Департаментом имущества в другие руки и, мол, надо его срочно освобождать. Потом привели человека якобы из местного ДЭЗа, который отключил в магазине электричество и собирался уж было заваривать дверь. Парни из DiG и их соседки из салона поняли, что дело плохо — завтра от их крошечных бизнес-наделов может остаться пепелище, и решили держать оборону, забаррикадировавшись в темном подвале. В сумерках в Певческий подъехал джип с «кабанами». В шесть утра ребята из джипа пытались штурмовать подвал, но безуспешно. Стрельбы, слава богу, не было.

Эта история пока ничем не закончилась — она поставлена на «паузу». Судьба DiG, уникального для Москвы очень малого бизнеса, зависит неизвестно от кого или чего.

Привет, девяностые! С 865-м днем рождения, столица!

Екатерина БИРЮКОВА

Дирижер — довольно молчаливая профессия, оттого исключения всегда заметны. Но в данном случае речь вовсе не о бытовом хамстве с пульта или о чем вы там подумали, а о серьезных дирижерских высказываниях, которые почти тянут на политические заявления. На этой неделе я таких насчитала два.

Владимир Юровский, не боящийся слова «традиция» и ностальгических жестов, которые легко упрекнуть в пафосности, любовно сшивает две эпохи — сегодняшнюю и позднесоветскую, в которую прошло его доэмигрантское детство. Мне кажется, так целенаправленно, убежденно, красиво и умно этим никто больше не занимается. Одно из звеньев этой его цепи — поездка в Клин, которой руководимый им теперь Госоркестр фактически открыл сезон. Ровно 25 лет назад первокурсника Володю посвящали здесь в мерзляковцы. С тех пор традиция эта хирела-хирела и несколько лет назад совсем умерла. Дело даже не в деньгах (на аренду автобусов, например), а в том, что как-то это всех перестало вдохновлять. И вот дирижер с мировым именем раскошеливает правительство Московской области на автобусы и тащит студентов Мерзляковки, учителей (в том числе и тех, которые еще его учили), бывших своих однокашников и вверенный ему оркестр на поклон Петру Ильичу, где, понятное дело, дает концерт и пресс-конференцию, но главное — находит для этих самых первокурсников совершенно неформальные слова. Ни одно не сказано мимо. Честно говоря, напоминало вдохновенную проповедь. Мне особо запомнились две мысли: про то, что музыкант сегодня — не профессия, а возможность выжить, и про то, что поколению первокурсников будет сложнее, чем тем, кто здесь был 25 лет назад.

Даниэль Баренбойм из Ла Скала в Большой театр привез «Дон Жуана». Казалось бы, событие — параднее и глаже не придумаешь. И так оно и выглядело, пока на пресс-конференции очередь не дошла до Баренбойма. В данном случае это была речь не проповедника, а политика. Моцарт — по Баренбойму, первый панъевропеец, первый композитор, в сущности, не имевший национальности, разговаривающий на разных музыкальных языках (имеются в виду его итальянские оперы и немецкие зингшпили), и пример для всех нас, если мы хотим без кулаков решать проблемы современного мира. Потому что не может быть больше только итальянской, только немецкой или только русской точки зрения на эти проблемы.

Я так понимаю, что заявление Баренбойма о том, что Дмитрий Черняков — великий режиссер, конечно, перевесило все остальное и выглядело на фоне прошлогодних московских оперных скандалов чуть ли не вызовом. Но сам-то он главную провокативную шершавость заготовил в другом пассаже, объявив, как он, потомок российских евреев, въехал только что в нашу страну с палестинским паспортом.

Марина ДАВЫДОВА

1. Ответом на вопрос, хорош или плох (точнее, полезен или вреден) телесериал Андрея Лошака «Россия. Полное затмение», стал полет президента РФ во главе журавлиного клина и подробности этого перелета — ну там, клюв и все такое. Доведение приемов тележурналистики до абсурда с целью выявить некоторые недостатки тележурналистики полезно в те времена и в тех странах, в которых между реальностью и абсурдом можно провести хоть какую-то внятную границу. Но российская реальность сама по себе давно уже является какой-то инсценировкой произведений Хармса. А потому самое ироничное мокьюментари проигрывает не только пародируемым в нем телерасследованиям, оно проигрывает даже рядовым сообщениям информагентств.

Мы оказались в ситуации, когда всякие попытки иронии, стеба, доказательства от противного перестают работать. Они совершенно сливаются с общим фантасмагорическим пейзажем жизни. Не дезавуируют фантасмагорию, а лишь умножают ее. Чтобы заслужить право иметь своего Сашу Барона Коэна или, например, South Park, надо сначала сделать так, чтобы сама наша политическая жизнь, да и вообще жизнь хоть чем-то отличалась от пародии на нее.

2. Раньше русская интеллигенция совершала ошибку, потому что делала ставку на народ. Сейчас русская интеллигенция совершает ошибку, потому что очень дистанцировалась от народа. Как бы ни выстраивала русская интеллигенция отношения со своим народом, она обязательно совершит ошибку. Кажется, само существование интеллигенции в России уже есть роковая ошибка.

3. Театральные впечатления, театральные впечатления… Ну да, были, были… Но как-то сразу же повыветрились. Куда им всем до театра жизни. Жизнь рулит. Театр буксует.

Мария СТЕПАНОВА

Очень много грибов. Из леса принесли подберезовик размером с зонтик. Под детской палаткой, которую лень было убрать, крупная грибная сыпь. По дороге в город торгуют грибом, у входа в метро лотки, бугрятся шляпки. Резиновые сапоги, плюс двенадцать на термометре, солнце проплешинами. Все как положено — осень; даже политтехнологи широко применяют журавлей.

До закрытия COLTA.RU — сорок дней.