Тодд Солондз: «Э-э-э-э-э…» (долго молчит)

Повстречав на одесском Привозе самого грустного кинорежиссера на свете, ИВАН ЧУВИЛЯЕВ также нашел его и самым неразговорчивым

— Вот вы тут (на Одесском кинофестивале. — Ред. ) провели мастер-класс, а при этом сами кинообразования толком не имеете и все время говорите, что оно не играет особой роли. Ну и, простите, после фильма «Сказочник» сам факт того, что вы преподаете, кажется анекдотом. Так и зачем тогда все это?

— Э-э-э-э... Ну, думаю, это в любом случае кому-то может быть полезно. Что же до кинообразования вообще — тут все зависит от самого человека. Кому-то образование очень может помочь, а есть такие, кому оно как мертвому припарки. Для кого-то это важный этап на жизненном пути, а для кого-то — отпуск, возможность несколько лет ни черта не делать...

— Я не об этом спрашивал — я о том, зачем оно вам нужно.

— (Долго молчит.) Ну... Во-первых, это заработок все-таки. Снимая кино, за квартиру не заплатишь. К тому же преподавать — это не такой стресс, как кинопроизводство. Ну и, наконец, это же круто — общаться с молодыми людьми. Я-то уже не очень молод — а так на время забываешь о возрасте, как-то полегче становится. Кроме того, когда объясняешь что-то про кино начинающим режиссерам, и сам начинаешь кое-что об этом понимать: это полезно — проговаривать какие-то вещи.

— Вы все время говорите про молодых людей — про то, как у вас сердце быстрее бьется, когда смотрите на них...

— Э-м-м-м... Не уверен, что вы меня правильно поняли (смеется) . У меня не то чтобы за них душа болела. Просто приятно иногда пообщаться с людьми, тем более — молодыми.

© Colta.ru

— А вы хотите своим студентам передать свою… м-м-м-м... свой взгляд на кино?

— Да мне все равно. Главное тут не взрастить какой-то определенный тип режиссера, а просто научить азам профессии.

— Вы говорили, что после «Добро пожаловать в кукольный дом» перед вами открылись очень многие закрытые до того времени двери. И вам очень захотелось какие-то из них побыстрее обратно закрыть. Почему?

— Ну, я провел всю свою жизнь, так сказать, в погребе, в андерграунде. А тут вдруг свалился успех, было понятно, что все должно немедленно измениться. Но я-то себя сам не видел в большой киноиндустрии, вот и решил снять фильм, после которого мне туда путь был бы заказан. Так и получилось «Счастье».

— То есть вам важно быть «инди»?

— Да нет, я особенно об этом всем не думаю. И не понимаю, какая разница — инди, не инди. (Долго молчит.) Ну вот Спилберг: он же вполне успешный — и независимый! — режиссер.

— Ну вас самого все-таки называют именно инди-режиссером. А про нынешних санденсовских ребят что думаете? Они вообще одной крови с вами?

— (Делает настолько лукавый вид, насколько может его сделать вообще.) Это смотря кто.

— Ну вот тут Бен Зайтлин неподалеку ходит — как вариант?

— О, он тоже тут, в Одессе? Правда, что ли? Я этого его фильма, который был в Каннах («Звери дикого Юга». — Ред.), сам не видел, но какие-то чудесные вещи про него читал. В Нью-Йорке посмотрю — он, похоже, клевый парень, и фильм крутой.

— У вас, вообще говоря, репутация режиссера, который снимает кино про то, что счастье можно обрести только в перверсиях и трансгрессии. И, в общем, это действительно так. Но почему?

— О'кей, я сам так не думаю! (Снова надолго замолкает.) Я людей изучаю, рассматриваю. Мне интересно, о чем они говорят, что любят. И они, как правило, как раз любят счастье и простой секс — если вы не в курсе. Кто-то больше, кто-то меньше. Ну да, в «Лошадке» этого всего мало — ни секса, ни счастья нету. Но не потому, что мне про это надоело снимать, а потому, что герои такие.

— А насколько в таком случае важен ваш, так сказать, «еврейский взгляд»? У вас, я знаю, дедушка вот из Одессы был...

— Ага, я ходил, кстати, туда, где он жил, — в район... Черт, не выговорить — Молданка?

Люди любят счастье и простой секс — если вы не в курсе.

— Молдаванка. Так себе район сейчас уже.

— Да, так, кажется, — Мол-да-ванка... В общем, ходил смотреть на эти места. Ну и Одесса же вообще симпатичный очень город — с этими домиками старыми... А, да, про евреев. Некоторые мои персонажи — евреи, как и я. Я этого не скрываю, но и не афиширую. Воспринимаю как данность — и все. Это часть их, героев, реальности. И эту еврейскость я выпускаю только тогда, когда она действительно нужна и будет работать — как черта героев. Есть какие-то отсылки к еврейству в «Темной лошадке», но они не ключевые, кто их увидит — хорошо. Не увидит — ну, немного потеряет, думаю... Я не очень, кстати, понимаю, что вы имеете в виду под «еврейским взглядом». Иронию? Вот мы сейчас в Одессе сидим — городе очень и очень ироничном. И имеющем свое, очень специфическое, чувство юмора. В Штатах, например, это такой город-миф, очень тесно связанный с Бруклином. Только Одесса более колоритная, конечно. Наверное, я со всем этим правда связан — но анализировать свои одесские и еврейские корни не могу. Вы это лучше меня сделаете.

— А ваши герои могли бы тут жить?

— Да тут своих певцов и гениев места хватает, мне кажется. У Бабеля вот хорошо получалось, да и вообще у русских писателей. А я же неофит, пришелец — я про этот город ничего не знаю и поэтому не могу ничего тут снимать.

— Может, потому, что ваши герои всегда живут в очень замкнутых, приватных пространствах, а Одесса — наоборот, место, где все личное сразу становится общественным?

— Не знаю даже, как ответить... Я просто создаю мир, отталкиваясь от того, что знаю и вижу. Это что-то очень природное, я не анализирую, что и как создавать. Типа: ага, вот мир вокруг меня такой, поэтому ну-ка я сделаю мир на экране таким же. Ну просто делаю — и все...