«Обратная сторона Луны». Адаптация

АННА ГОЛУБЕВА о российской версии британского сериала

Это первая на нашем ТВ адаптация британского сериала. Оригинальная «Жизнь на Марсе» стартовала на ВВС One в 2006-м. Американский вариант с Харви Кейтелем канал ABC запустил два года спустя. Ни в Европе, ни в Америке «Жизнь» долго не тянулась: где-то вышло 17 серий, где-то меньше 10 — рейтинги были не особенно высоки, зрительский интерес быстро угас — что, однако, не помешало первоисточнику стать культовым.

В интервью накануне премьеры нашей версии продюсер Александр Цекало рассказывал, что давно мечтал адаптировать «Жизнь на Марсе» и что российской стороне удалось убедить правообладателей — местный вариант не должен слепо копировать оригинал. Режиссером стал Александр Котт, на главную роль позвали Павла Деревянко.

Результат отлично смотрится. Операторская работа, монтаж, спецэффекты, звук, постпродакшен, энергичный гитарный саундтрек — все на своих местах, достойно, по делу, все гораздо наряднее, чем у предшественников, — можно предъявлять это правообладателю не то что без стеснения, а с чувством законной гордости за отчизну.

Другое дело — местная публика. Той, которая не в курсе, до качества постпродакшена — как до Луны или Марса. А те, кто понимает, что перед ними не просто ремейк, а в некотором роде воплощение хрустальной мечты, начинают всматриваться в экран слишком пристально.

Желательно, чтобы среди этих внимательных зрителей не оказалось никого, рожденного до распада СССР, а то возникают какие-то непонятные покашливания и лишние вопросы по поводу исторических реалий и прочего антуража. В принципе, создатели «Обратной стороны» стараются на всем этом внимания и не заострять, но кое-какие приметы эпохи все-таки демонстрировать приходится.

Итак, Москва, год 1979-й. У старшей пионервожатой столичной школы прическа из кос и лент в стиле развитого сталинизма. Десятилетний школьник играет винтажной жестяной юлой. Милиционеры пишут чернильными ручками. Ленинскую комнату в их отделении украшает статуя пионера с горном в натуральную величину. Такую же готовятся торжественно открыть на городской площади — там гипсовый пионер водружен на двухметровый мраморный постамент. Бабки у подъездов пребывают в своем измерении, где-то в ранних 60-х: фарцовщиков они называют стилягами. Аккуратные газоны, сияющие изумрудной оксфордской зеленью, и нарядная горбольница, крытая новой красной металлочерепицей, перенеслись сюда из XXI века, видимо, вместе с героем. Каждый второй советский автомобиль на улице почему-то пронзительно-желтый. Вот у старшего лейтенанта милиции в личной собственности обнаруживается желтый «Москвич», хотя зарплата обремененного семьей старшего лейтенанта вряд ли превышает 250 рублей, а «Москвич» в рассматриваемый исторический период вряд ли стоит меньше пяти тысяч.

Все, с неприятной реквизитно-исторической частью покончено, можно переходить к действию. Сюжет усовершенствован — герой, оперативник Михаил Соловьев, впавший в результате аварии в кому, не просто перемещается в прошлое, а вселяется в тело родного отца, милиционера с точно такими же, как у сына, именем и лицом. И встречает в 79-м не только Высоцкого и малолетнего Киркорова, но и малолетнего себя, а также собственную мать, которая принимает его за мужа со всеми вытекающими из этой презумпции супружескими претензиями. В пересказе это звучит как Софокл в постановке Гайдая, а на деле все абсолютно серьезно.

Как известно, сценаристы британской «Жизни» изначально замышляли сюжет как комедийный. Казалось бы, специализация продюсеров русской версии Александра Цекало и Руслана Сорокина, сделавших вместе «Большую разницу», «Слава богу, ты пришел» и еще пяток юмористических проектов, и характер актерского дарования Павла Деревянко — вполне основательные причины попробовать превратить историю о путешествующем во времени полицейском в комедию. Не говоря уже о национальных кинотрадициях и о том, что гипсовые пионеры в этом случае только украшали бы кадр. Но создатели сериала и не думали шутить с хрустальной мечтой. «Обратная сторона Луны» — серьезная драма. Хотя официально она именуется мистическим детективом.

Это меткое определение, конечно, годится не только для сериала. Сыскаря, который беседует по-английски с американским шпионом, помнит, кто из «Флойда» первым сторчался, и цитирует стихи из своего любимого романа «Доктор Живаго», иначе как мистическим детективом ведь тоже не назовешь.

Британская и испанская (2009 года) версии «Жизни» на мистику особенно не нажимали — старосветских сценаристов больше волновали сдвиги, произошедшие за 30 лет в общественном сознании. «Я псих или я в коме», — буднично констатировал Сэм Тайлер в начале каждой серии, а дальше, собственно, начинался детектив с традиционными для Англии социальным уклоном и бесконечным поединком между вчерашним и сегодняшним пониманием закона и права. Американцы, наоборот, старались уйти от полицейской прозы, сознательно усиливая в своем варианте фантастический компонент.

Не чуждые мистике российские сценаристы в порядке национальных традиций допускают, что вина за происшествие с Соловьевым лежит на восточнославянском Стрибоге, повелителе ветров, которого заодно объявляют и похитителем душ, чего уж. Но реалистического объяснения главной сюжетной коллизии у нас держатся тверже, чем зарубежные предшественники. По крайней мере, никто из них не уделял столько внимания параллельному существованию полицейского тела на больничной койке.

И чему наивных советских людей может научить пришелец из миров, где главным методом следствия является бутылка от шампанского?

Таинственная связь между мирами, как и положено, осуществляется посредством бытовой техники и электроники, и только в нашем варианте это приобретает настоящий размах. Если инспектору Тайлеру в его 1973-м иногда удавалось использовать телефон или рацию по прямому назначению, то капитану Соловьеву в 79-м об этом мечтать не приходится. Где бы он ни был — дома, в гостях, на работе, в гостинице — из каждого телевизора, радиоприемника, телефонной трубки раздаются голоса, рапортующие о приключениях его коматозной плоти. Герою то и дело приходится застывать у аппарата с вытаращенными глазами, прижиматься лицом к экранам и зеркалам и биться головой о различные твердые поверхности. «Вы не похожи на сумасшедшего», — заявляет, однако, доктор, которому Соловьев жалуется на свои неприятности.

Обычно наблюдать Деревянко в действии — чистое удовольствие, но тут оно выпадает нечасто. В какой-то момент начинаешь прозревать дерзкий замысел авторов — заставить именно этого актера изображать именно терминатора. Регулярно переключаясь в этот режим, он вынужден делать лицо тяпкой, ходить маршем, сокрушая преграды, преодолевая препятствия, повергая наземь противника любой комплекции и не слушая приказов непосредственного руководства. Попутно он раскрывает убийства, ловит шпионов, пленяет девушек модельной внешности (других ему в 79-м не попадается). Из всех переделок выходит невредимым, если не считать того, что в каждой серии его увольняют, но к подобным пустякам он совершенно индифферентен.

Все это для него второстепенно, главное — погоня за маньяком. День и ночь не дает ему покоя его рыжий человек с широкой улыбкой начинающего Джокера. Он вечно сопутствует герою: сбивает его машиной (желтой, конечно), спасает из-под колес, следует за ним в больницу и в прошлое, оставляет повсюду знаки и письмена, посылает в подарок клизмы и попадается на каждом углу — не совсем понятно, когда, при столь плотной занятости Соловьевым, он успевает совершать свои серийные преступления.

Это взаимно — герой поглощен своим антагонистом, никому он не уделяет столько внимания, ни сыну, ни маме, ни влюбленным в него девушкам, ни самому Высоцкому. Он вообще старается не тратиться зря — деньги предпочитает занимать, чувства и слова экономит. Это, полагает Соловьев, поможет сохранить статус-кво в будущем. Со штатскими он еще туда-сюда, может пообщаться, если в настроении: вырвать у бабки из прически шпильку, чтобы вскрыть чужую дверь, отобрать у встречного мужика машину с целью кого-то догнать. С товарищами же по работе — немногословен, суров, отстранен. Никакого приятельства, обмена опытом, споров о целях и средствах и попыток учить дикарей современным методам следствия, как это делает герой «Жизни на Марсе». Никаких рефлексий и объяснений. «Без беспредела никак», — кратко поясняет он свое кредо одному вору в законе, выбивая из него нужную информацию.

О чем тут говорить? Все и так наглядно, к чему слова, когда можно дать под дых. «Вы не похожи на советского милиционера», — констатирует опытный фальшивомонетчик, и он совершенно прав. Советские милиционеры в соловьевском отделении — товарищи, конечно, разнообразно неприятные: они халтурят, врут, подставляют друг друга и подлизываются к еще более неприятному начальству. Но в какой-то момент даже это самое неприятное начальство изумляется хладнокровию, с которым Соловьев присваивает чьи-то деньги, и говорит ему: «Если ворье в милиции, то хана стране».

И чему этих наивных людей может научить пришелец из миров, где главным методом следствия является бутылка от шампанского? Какие такие отношения с прошлым, рефлексии, сравнения, комплексы? У нас герои без комплексов. Наши отношения с прошлым чисты как лист. Каждое десятилетие пишет свою историю заново. Исписано? Переверни на обратную сторону.