Сплошные домыслы

Сам себе выиграл тендер, сам себя наградил — все как мы любим

3 июля директор Государственной Третьяковской галереи Ирина Лебедева объявила, что архитектурное решение фасадов нового музейного корпуса Третьяковки, который построят на пересечении Кадашевской набережной и Лаврушинского переулка, будет создано по проекту архитектурного бюро SPEECH. К участию в соответствующем заказном конкурсе были приглашены еще пять организаций, но победила именно та, которую основали Сергей Чобан и Сергей Кузнецов. Что касается Чобана, то на COLTA.RU уже публиковалось интервью с ним, в котором упоминалась непростая ситуация в Берлине. Тогда жители германской столицы протестовали против переноса участка Берлинской стены, мешавшей строительству высотного дома, одним из архитекторов которого был Сергей Чобан. Но в данном случае больше интересен Сергей Кузнецов, который действительно вышел в 2012 году из состава партнеров «SPEECH Чобан & Кузнецов», как сообщается на сайте бюро. Однако теперь, будучи главным архитектором и первым заместителем председателя Комитета по архитектуре и градостроительству города Москвы, Кузнецов включен в жюри конкурса. Его роль определяется дипломатичной формулировкой «при поддержке», но он комментирует для прессы результаты конкурса и обсуждение, в котором участвовал и которым руководил: «По словам главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, при обсуждении проектов были жаркие дискуссии между членами жюри, что говорит о высоком уровне конкурса. По его словам, в проекте победителя можно увидеть уважительное отношение к контексту, и при этом здание выглядит современно и не копирует исторические здания».

Когда Ольга Мамаева брала уже упомянутое интервью у Сергея Чобана, она задавала один очень важный вопрос, специально уточнив ответ. Напоминаем:

«— После назначения вашего партнера Сергея Кузнецова главным архитектором Москвы у вас здесь появилось больше работы? Кажется, вы даже стали чаще бывать в России.

— Нет, я, к сожалению, не могу бывать в России чаще, чем всегда. У меня в Берлине активно функционирующий офис, который требует моего почти постоянного присутствия. Там более 50 сотрудников и довольно активный пакет заказов. Обычно, приезжая в Россию, я бываю два дня в Москве и один день в Петербурге. Что касается назначения Сергея, то, пожалуй, оно только усложнило нашу работу, потому что до этого он был очень важным оперативным партнером. А сейчас весь объем задач в основном ложится на меня.

— То есть появившийся административный ресурс на работе компании никак не сказался?

— Никак».

Теперь мы можем со всей уверенностью сказать, что наши опасения полностью рассеялись. Разговоры об административном ресурсе и, мягко говоря, некорректном слиянии бизнеса с госструктурами — сплошные домыслы.

«Самое себя глаз никогда не видит», основной проект 2-й Уральской индустриальной биеннале

Вообще эта история не единственная в своем роде. 9 апреля в Манеже прошла торжественная церемония вручения премии «Инновация», которая стала для Государственного центра современного искусства триумфом, но одновременно в происшедшем присутствовала доля сомнительности. Значительное число победителей так или иначе было связано с ГЦСИ, а среди номинантов подобных историй было больше половины: выставки проводились в филиалах центра или в рамках проектов, которые были организованы при содействии ГЦСИ. Одновременно с этим некоторые лауреаты входили в жюри премии: Ярослава Бубнова стала победителем в номинации «Кураторский проект» за выставку «Самое себя глаз никогда не видит» — основной проект II Уральской индустриальной биеннале в Екатеринбурге, которую организует Уральский филиал ГЦСИ; другой член жюри Андрей Ерофеев, в свою очередь, получил приз от спонсоров.

Конечно, всему можно найти объяснение. Например, говорят, что художественное сообщество в России такое маленькое, что не развернешься, чтобы тебя не признали пристрастным или ангажированным той или иной группой заинтересованных граждан. Все со всеми как-нибудь да связаны. Что касается непосредственно ГЦСИ, то сотрудники центра любят повторять, что практически все, что происходит в регионах, тем или иным образом связано с ними. В этом есть доля правды, но возможно, если провести детальное исследование, региональная художественная сцена окажется куда богаче, чем то, что демонстрируют в филиалах ГЦСИ, выставочный план которых в сильной мере формируется из того, что привозится из Москвы. К тому же то и дело всплывают персонажи, «исключенные» местными центрами современного искусства из «актуального процесса».

Такое положение дел вовсе не кажется веселым, хотя шутят по этому поводу много. Подобный конфликт интересов сильно обесценивает даже хорошие проекты, так как возникают подозрения, что был сговор, что «свои люди» в очередной раз поддержали «своих людей». К примеру, II биеннале в Екатеринбурге была действительно интересным проектом, несмотря на все технические и организационные сложности, с которыми пришлось столкнуться Ярославе Бубновой, однако то, что Бубнова одновременно оказалась в жюри и получила приз, не добавляет ей очков (то, что Уральская индустриальная биеннале делается ГЦСИ, еще не так проблематично в данном случае), скорее усиливает сомнения среди тех, кто не видел выставку собственными глазами и судит, учитывая вот эту премиальную интригу. Получается, что организаторы премии в действительности подставляют лауреатов и, естественно, самих себя.

Участники группы AES+F Лев Евзович и Евгений Святский на церемонии награждения победителей национальной премии Кандинского в кинотеатре «Ударник»

Фонд «Артхроника», музей в бывшем кинотеатре «Ударник», Премия Кандинского, а также журнал «Артхроника», который, как сказано в Википедии, «считается самым авторитетным русским журналом о современном искусстве», объединены именем предпринимателя Шалвы Бреуса. Этому влиятельному консорциуму не хватает разве что школы современного искусства, тогда можно будет контролировать весь цикл: производить художников, потом одаривать их «критикой», далее давать им премию, делать им выставки, которые будут оцениваться в нужном ключе в «журнале номер один», покупать их работы. Вообще неплохо, конечно, — те, кто будут, как мышки, крутить это колесо, сумеют получить свои бонусы. Вопрос в том, во что превратится искусство, попавшее в этот круговорот. Скорее всего оно чуть-чуть поцветет, а потом резко завянет, как и всякое придворное искусство, у которого не будет никакой связи с миром вне этого стерильного загончика.

Найти объяснение, зачем это делается, одновременно и легко, и сложно. С одной стороны, подводные течения нам не видны, да и не хочется их искать. Несомненно, создающие эту систему лица умеют извлекать из нее выгоду, как именно — не столь уж важно. Это как раз самая понятная мотивация. Однако не только и не столько корыстный интерес двигает ими. У многих российских арт-функционеров сильны феодальные замашки. Влиятельному синьору нужен двор — такой, чтобы в нем было все. И когда он открывает для себя какую-то новую сферу (то же современное искусство), то старается, как вожжи, крепко схватить все составляющие процесса, контролировать каждый шаг, чтобы, не дай бог, не случилось конфуза: а вдруг кто-то чужой раскритикует. Причем совершенно понятно, кому эти арт-функционеры подражают — поведенческая модель та же, что и у тех, кто захватывает телеканалы, журналы и сайты, пользуется «телефонным правом», чтобы повлиять на решения судов и т.д. А придворным, может быть, и неплохо живется — до поры до времени.

Основная проблема во всех перечисленных случаях состоит в том, что, кроме разве что первого из них (да и то вряд ли, учитывая независимость отечественных судов), этому сложно дать юридическую оценку. Во многих сферах, где корректность тех или иных действий определяется ситуативно и в основном на крайне неформальном уровне, невозможны, к сожалению, организации, аналогичные антимонопольным службам, хотя местами они просто необходимы.