pic-7
Дмитрий Ренанский
28 января 2013 Театр Комментарии ()

Вячеслав Самодуров: «Когда говоришь о Екатеринбурге, на Западе первым делом вспоминают о расстреле царской семьи»

Вячеслав Самодуров: «Когда говоришь о Екатеринбурге, на Западе первым делом вспоминают о расстреле царской семьи»

Худрук Екатеринбургского балета — о новой участи уральской труппы

Сегодня в Москве открывается девятнадцатый по счету фестиваль Национальной театральной премии «Золотая маска». Основная программа форума стартует только в конце марта, но по сложившейся за последние годы традиции музыкальные театры начинают баталии загодя. В нынешнем году балетный конкурс проходит под знаком децентрализации театрального процесса: главными ньюсмейкерами «Золотой маски»-2013 стали не столичные, а региональные труппы. Один из таких ньюсмейкеров — Екатеринбургский театр оперы и балета, чья балетная труппа впервые претендует на высшую театральную премию страны со спектаклем «Amore buffo» своего нового художественного руководителя Вячеслава Самодурова. О том, как ему работается в Екатеринбурге, экс-премьер Национального балета Нидерландов и лондонского Ковент-Гардена рассказал ДМИТРИЮ РЕНАНСКОМУ.

© Стас Левшин

— Вам, в недавнем прошлом солисту Мариинского театра, удалось сделать стремительную международную карьеру танцовщика и хореографа. Какими судьбами вы оказались в Екатеринбурге?

— Все началось с того, что дирекция театра пригласила меня на постановку сюжетного спектакля, созданного специально в расчете на местную труппу. К тому времени в Екатеринбурге я был только однажды — в середине девяностых, на гастролях Мариинского театра, провел в городе один день и ничего, разумеется, про него не понял. Первый сознательный визит — солнце, тающий снег, красивое здание театра — состоялся весной 2011-го. Мне нужно было встретиться с артистами и понять, смогу ли я сделать в Екатеринбурге хоть что-то. После пары уроков стало ясно, что такой шанс есть, а еще яснее — что по-настоящему значительных результатов можно добиться, только глобально пересмотрев репертуарную политику и художественную стратегию работы труппы. Мысль материальна, поэтому, когда я пришел обсуждать с директором театра название будущего спектакля, он неожиданно предложил мне возглавить труппу и стать ее художественным руководителем.

— В российском околотеатральном сообществе бытует устойчивая легенда о том, что тридцатилетние не готовы взвалить на себя бремя административной ответственности: мол, работать по контракту — это пожалуйста, а наниматься в худруки — боже упаси. Миф этот живуч, хотя практика последних лет свидетельствует скорее об обратном...

— Сколько лет было Алексею Мирошниченко, когда он возглавил балетную труппу в Перми, — тридцать пять? Мне в момент назначения в Екатеринбург было тридцать семь, и, кажется, я хорошо знаю, откуда пошла легенда о том, что наше поколение боится ответственности, — с оглядкой на нее очень удобно и дальше не давать нам работать. Хотя причина этой боязни вполне очевидна: встав у руля, мы будем выбирать для своих театров совершенно новые маршруты.

Если кто-то не умеет вертеть фуэте, это не значит, что ей нечего делать на сцене.

— Как бы вы определили сегодняшний вектор развития Екатеринбургского балета?

— Как и мои предшественники, я стараюсь держаться курса на классику — подразумевая под ней, впрочем, нечто принципиально иное, нежели большинство людей. Говоря о классике, чаще всего имеют в виду что-то очень условное, балеты в пачках родом из XIX века. Для меня классика — это еще и все то, что было сделано в ХХ веке. Тексты, сочиненные двадцать лет назад, нужно научиться танцевать с пониманием того, что они уже успели стать историей.

— Как справляется с новыми правилами игры труппа, подчеркнутый консерватизм которой всегда был особенно очевиден на фоне «Провинциальных танцев» Татьяны Багановой и других коллективов, составивших славу Екатеринбурга как одной из столиц отечественного современного танца?

— Почти весь первый сезон мы провели, работая над профессией — над манерой исполнения, над техническими нюансами и над актерской игрой, боролись с типично русской привычкой танцевать классику грубым помолом. Дальше уже можно было приступать к постановке нового спектакля. И пускай неоклассическая стилистика «Amore buffo» далась труппе не сразу — но, внося накануне выступления на «Золотой маске» кое-какие коррективы, несколько дней назад я не без удовольствия заметил, что артисты схватывают новое гораздо быстрее, чем еще полгода назад. Меняться тяжело, и это не всем дано, но перемены неизбежны. Хотя когда в театре говорят: «Мы хотим чего-нибудь новенького» — обычно имеется в виду: «Мы хотим того же, что было раньше, но в других костюмах — и чтобы эти костюмы были похожи на те, что у нас были прежде».

© Сергей Гутник

Сцена из спектакля «Amore buffo»

Нужно понимать, что классический танец — это ведь театр жесткой иерархии, на ней основан весь корпус канонических балетных текстов: возможность как-то проявить себя есть только у центральной пары, в лучшем случае у пары деми-солистов. Новый репертуар открывает перспективу для тех артистов, которые по тем или иным причинам не смогли реализоваться в классике, — если кто-то не умеет вертеть фуэте, это не значит, что ей нечего делать на сцене. Для меня как руководителя труппы важен каждый танцовщик, и весь прошлый год мы старались приложить максимум усилий для того, чтобы развить потенциал труппы — в расчете на это были осуществлены такие проекты, как мастерская молодых хореографов «Dance-платформа» и поставленный мной в рамках Уральской индустриальной биеннале балет «H2O».

— Между тем театрального бюджета подчас с трудом хватает даже на выпуск одного большого спектакля в сезон, а в Екатеринбурге за прошлый год удалось осуществить целый ряд масштабных начинаний — взять хотя бы декабрьский гала-концерт с участием солистов Баварского балета и миланской La Scala. Вам, как и другим молодым худрукам, работающим в регионах, пришлось освоить профессию фандрайзера?

— Театру помогает благотворительный фонд «Евразия-балет», образованный уже в мою бытность в Екатеринбурге группой сравнительно молодых людей, не только любящих искусство, но, что большая редкость, готовых в него инвестировать. Без их доверия и поддержки, конечно, не удалось бы сделать и толики из того, что мы задумывали. Самым рискованным было вложение в «Dance-платформу» — поначалу никто даже в театре толком не мог понять, зачем труппе нужны какие-то хореографические мастерские, зато было ясно, что никакой прибылью тут и не пахнет. Наши партнеры пошли на риск, мы, со своей стороны, тоже сделали вполне великодушный жест, предоставив на две недели девяти хореографам труппу, сцену и репетиционные залы, — и в конце концов этот проект обернулся колоссальной удачей. Результат, как принято говорить в таких случаях, превзошел все наши ожидания: труппа почувствовала, что такое молодость.

Когда в театре говорят: «Мы хотим чего-нибудь новенького» — обычно имеется в виду: «Мы хотим того же, что было раньше, но в других костюмах».

— В минувшем декабре приглашенные звезды танцевали в Екатеринбурге Форсайта и Макгрегора, в марте ваша труппа первой в России включит в репертуар сочинения одного из крупнейших хореографов рубежа веков Ханса ван Манена — что дальше?

— Мне бы хотелось, чтобы репертуарная политика театра развивалась в трех взаимодополняющих направлениях. Первое — сохранение и обновление классического корпуса спектаклей XIX века, второе — работа над балетами ХХ века, третье — создание новых постановок, сочиненных специально для нашего театра. После проекта «XIX — XX — XXI» (в первом отделении — «Консерватория» Бурнонвиля, во втором — «Пять танго» ван Манена, в третьем — премьера моей новой работы) в самом конце сезона мы покажем еще один вечер одноактных балетов — с британским акцентом. Подготовка этого вечера должна стать колоссальным шагом вперед для всей труппы — тут уже все три спектакля созданы нашими современниками. Новую постановку представит Джонатан Уоткинс, молодой и чрезвычайно талантливый британский хореограф, солист Ковент-Гардена — нам будет полезно поработать с человеком, танцующим в не самой последней компании мира. Еще один одноактный балет выпущу я, и предположительно мы покажем премьеру спектакля Уэйна Макгрегора «Eden/Eden».

© Сергей Гутник

Сцена из спектакля «Amore buffo»

— Можно понять, почему один из самых востребованных хореографов Европы Уэйн Макгрегор соглашается работать в Москве — все-таки миф о The Bolshoi Ballet на Западе едва ли не живее, чем в самом Большом, — но чем его привлекла столица Урала?

— Когда говоришь о Екатеринбурге, на Западе первым делом вспоминают о расстреле царской семьи — кажется, на мировую карту город поместило именно это событие. Но вообще-то, соглашаясь на сотрудничество, все мы не отправляемся в неизвестность, а едем к конкретному человеку, имя которого выступает для нас определенной гарантией. С Макгрегором, да и не только с ним, все обстоит именно так.

— Не могу напоследок не вернуться к началу нашего разговора и не спросить: вы долгое время жили и работали в Амстердаме и Лондоне, не так давно переехали в Берлин — и при этом работаете не где-нибудь, а в Екатеринбурге. Какова, собственно, ваша мотивация?

— Я люблю балет, и мне интересно заниматься этим искусством не только как хореографу, создавая новые спектакли, но и работая с театральной труппой как с глиной — выстраивая план ее развития, определяя круг приглашенных постановщиков, следя за тем, как артисты занимаются на уроках. Все это очень интересно и одновременно очень трудно. Но труппа в Екатеринбурге стала мне по-настоящему дорога — и мне бы хотелось довести свое дело до конца. Вот и вся мотивация.

новости

ещё